В Глуши.  От тихих созерцаний к непростым мыслям

Матфей ЗАДНИПРЯНЫЙ

 Утром, часов этак в 8-мь, выхожу из дому. За плечами рюкзак, в котором небольшая корзиночка для черники и бутылка воды – день, похоже, жаркий предстоит. А видно это и по мокрой от росы траве, и, по уже нагретому жёлтым карликом воздуху. «Если уже сейчас так шпарит, — думаю, — что к полдню будет?».

Бодрым шагом спускаюсь с пригорка, на котором расположена деревня. Иду по просёлочной дороге, год от года всё более зарастающей травой. Не выдерживаю и – ныряю в заросли низкорослых деревьев, где заманчиво краснеют ягоды малины. Всего-то веток пять-шесть, но все густо обсыпаны необыкновенно ароматными маленькими ягодками. На поверку, правда, оказывается, что много червивых или изнутри заплесневевших от многодневной сырости. Но немало и чистых.

Метров через семьсот вхожу в лес. Но не абы  где: надо не промахнуться, выйти на тропинку. А по ней метров сто к маленькому торфяному озерцу, всегда тёплому, даже в студёные дни. Купаться в нём, правда, как-то неудобно: берег крутой, неровный, да и дна твёрдого ногой не нащупаешь. Куда ни ступишь – провалишься в ил, страшно и пробовать.

Огибая край озера, приходиться метров шестьдесят идти по заросшему деревцами, топкому месту. Утонуть – не утонешь, но вытягивать поминутно резиновые сапоги из болотной жижи, и искать более твёрдую почву – утомительно. Но вскоре глазам становиться просторно: вокруг редкие сосенки, а между ними – пронизанный солнечными лучами воздух. И какой-то он лёгкий, прозрачный-прозрачный, особенный!

Тут-то и пора собирать чернику. Кусты её повсюду, а вот ягодки не на всех растут. Надо погулять, поискать их. В прошлые годы я с каждой прогулки в этот лес, приносил домой по небольшой корзиночке (в ней литра три помещается). Ходил битый час, поклёвывая уже раскисающие ягоды морошки, которая также растёт на этом болоте, а черники всё нет.

Подошёл ко второму озеру, соединяющемуся искусственно вырытым каналом с торфяным озерцом. Об его берег бьются волны: тот же звук, что на берегу моря. Но и здесь – кустики черники повсюду, а ягод на них нет. Перевёл взгляд на неспокойные воды, на рыжую кору сосен. Захотелось вглядеться во что-то неуловимое, что словно живёт в самом воздухе. А вокруг этого незримого – жизнь лесная. Паучки ловят в расставленные между деревьями сети комаров, мух; попавшиеся слепни, обычно, быстро прорывают их, словно пропеллером. Летают и поют птицы. Под действием ветра равномерно поскрипывают деревья. Иногда этот скрип пугает: кажется, стонет чья-то загубленная душа. А на тропинке, тянущейся вдоль озера, на которую я время от времени выхожу, виднеются и бесславные следы человеческого присутствия: бутылки из-под водки, целофановые обёртки и прочее.

Ещё немного покружив между двух озёр (расстояние – метров двести), и не обнаружив вещественной награды за свои поиски, я не огорчаюсь. Здесь есть и другие дары, более ценные, чем черника.

Попадая в это таинственное место, хочется молиться. Именно здесь пробуждаются долго дремавшие искания духа. Сползает, словно змеиная кожа, наросшая за год короста из множества фрагментарных представлений социума. Непривычно утихают мысли и эмоции. Понимаешь – высшее рядом. Сама собой начинается переоценка происшедших за год событий. Прикосновением к самой глубине жизни, с фактов и явлений снимаются покровы из ложных умозаключений. И, все умственные схемы, словно по волшебству, рассыпаются в прах. А цели, к которым стремился, теряют привлекательность.

Многообразие моделей поведения, активно навязываемые цивилизацией, должно бы вызывать растерянность. Какую предпочесть? Но чаще всего человек не теряется: берёт на вооружение многие из них, и даже, с явно противоречащей друг другу идеологией. Ведь так жить комфортнее, легче. А поскольку оставаться цельной личностью при этом невозможно, он расщепляет её на множество не связанных друг с другом фрагментов, в каждом из которых предстаёт иным. Работа – семья – друзья – хобби – удовольствия… Мировоззрение, от которого он отталкивается в своих поступках в одном из этих фрагментов, может противоречить его же мировоззрению из другого фрагмента.

Получается, что вроде бы человек один, а на самом деле он расколот на множество личностей, не имеющих между собой ничего, или почти ничего общего. И это – не богатство внутренней жизни. Это – отсутствие объединяющего нравственного стержня. Это – оппортунизм, при котором человек приспосабливается ко всему, потому что не имеет твёрдой системы ценностей. Надевает любую личину, которая будет выгодна в данной конкретной ситуации. А потом – другую. Попытка же разглядеть его истинное лицо за вереницей часто сменяемых масок, вряд ли увенчается успехом. Скорее всего, оно давно было предано забвению, и растворилось под влиянием противоречивых представлений.

Природа же целостна и проста. Доверившись ей, человек становится таким же. И – исцеляется от шизофренических отклонений, которыми больно΄ общество. Необходимо хоть иногда «отрываться» от социума, и в буквальном смысле – лечиться природой.

Пусть дополнят и завершат мои размышления замечательные строки Евгения Евтушенко:

Проклятье века – это спешка,

и человек, стирая пот,

по жизни мечется, как пешка

попав затравленно в цейтнот.

<…>

Пыль суеты сует сметая,

ты вспомни вечность наконец,

и нерешительность святая

вольётся в ноги, как свинец.

Есть в нерешительности сила,

когда по ложному пути

вперёд на ложные светила

ты не решаешься идти.

<…>

О человек, чьё имя свято,

Подняв глаза с молитвой ввысь

Среди распада и разврата,

Остановись, остановись!