Войны недетское лицо 

Эти воспоминания Элина Абрамовна АВЕРЬЯНОВА, малолетняя узница посвятила  своим внукам и правнукам. Чтобы они заинтересовались историей своего народа. Судьбой ингерманландских финнов, изгнанных из родных мест, испытавших притеснения и унижения.

Санкт-Петербург (до Петра Первого) и вся Ленинградская область была территорией Ингерманландии. Город был основан Петром не на пустынном болоте. Во времена Господина Великого Новгорода в Приневье обитали финно-прибалтийские племена ижора, корела и водь. У них была своя культура, школы, традиции, обычаи и, конечно, необычный язык. Очень хорошо, что сейчас возрождаются традиции и праздники, где собираются многие ингерманландцы. Дни Калевалы, Маслениница, Юханус. Конечно, надо развивать и сохранять всё это для наших потомков. Всё, что я буду описывать о войне — это воспоминания моей мамы, родственников и односельчан.

Я, Аверьянова (Кайканен) Элина Абрамовна родилась 4 июня 1940 года в деревне Муттолово Гатчинского района. Моя мама Кайканен Анна Андреевна была из большой семьи. Детей было 14, но живы остались только четверо, остальные умерли в разное время от болезней. Она была младшая и жила с мамой в деревне Ветколово. Когда начали создавать колхозы, в хуторах и маленьких деревнях разбирали свои дома и перевозили в большие деревни. Мамин дом остался последним. Однажды, когда она вернулась домой из города, увидела свой дом разобранным. Села мама на камень и горько заплакала. Вдруг почувствовала на плече чью-то руку и услышала голос: «Не плачь, выходи замуж за моего сына». А ей было уже 35 лет. Так она и вышла замуж за вдовца с сыном от первой жены.

Мой отец Вирронен Абрам Иванович был очень трудолюбивым, работал трактористом, за хорошую работу был премирован поездкой в Москву на ВДНХ. Когда началась война, мужчин в деревнях осталось мало, только старики, женщины и дети. Отца не взяли на войну по здоровью.

Жительница деревни Муттолово Айно Пуконен, которая умерла недавно в возрасте 97 лет, вспоминала, что, когда они копали противотанковые рвы, немецкие самолеты, пролетая над ними, сбрасывали листовки. Там было написано: «Русские дамочки, не копайте себе ямочки».

Немцы наступали стремительно, осенью 1941 года были у нас в деревне. В нашем доме тоже останавливались немецкие солдаты. Мама рассказывала, что один немец угощал меня круглыми чёрными конфетами (шоколадом). А потом доставал из своего нагрудного кармана фотографию семьи и целовал её, из глаз у него текли слезы. Ещё интересный случай. В 1942 году родился брат Вильям и старший брат Иван (неродной) катал его в коляске. Как-то, увидев друзей, Иван убежал к ним, бросив коляску. Немец прикатил коляску к маме и сказал: «Вильям — гуд, а Иван — нихт гуд».

А вот другой случай. Соседи в деревне были удивлены смелостью моей мамы. Она не побоялась подойти к старшему по званию немцу, третировавшего молодого солдата, и, ткнув в него пальцем, сказав: «Ты —  нихт гуд, а он — гуд!» Немец опешил и отпустил подчинённого, а маме не сказал ничего.

Осенью 1943 года немцы собрали со всех деревень ингерманландских финнов и вывезли в концлагерь Клоога на территории Эстонии. Здесь очень серьезно заболел брат Вильям, все думали, что он умрёт: он просто лежал, даже не шевелился. Немецкий врач сделал ему укол, и этим спас ему жизнь. Из лагеря Клоога нас должны были переправить в Финляндию, но прошёл слух, что очередной корабль затонул, так как ночью был сильный шторм. Немцы объявили, если корабля долго не будет, то всех финнов, как и евреев, сожгут в камерах.

В Финляндии нас определили на работы в семью. Отец работал в лесу, пилил деревья, мама трудилась по хозяйству. В июне 1944 года мама родила сына Армас-Илмари, такое имя дали при крещении в церкви. В этом же году зимой появились представители Советского Союза и сообщили, чтобы мы собирались на Родину. На очередной службе в церкви пастор призывал нас остаться в Финляндии, но родители поехали. Нас — детей — было уже четверо.

Вернуться в родную деревню нам не разрешили. Считалось, что те, кто батрачил в Финляндии, были предателями Родины, их лишили права проживать в Ленинградской области. Наша семья поехала  в Ярославскую область. Отец работал в колхозе. В одно дождливое лето научил местных делать ределя для сушки травы, что было там диковинкой. Но родители так хотели вернуться в свой дом, что поехали в Ленинградскую область без разрешения. Но их не пустили.

Пришлось перебираться в Эстонию, поселились недалеко от города Пярну. Отец устроился рабочим в «Институт разведения лошадей». Был уже 1947 год, я пошла учиться в 1-й класс. Но опять начались гонения. Всем финнам, которые находились здесь, дали 24 часа, чтобы покинули Эстонию. Отец был очень трудолюбивый и директор института предложил ему поменять фамилию Вирронен на Воронова и тогда нас бы не трогали. Но отец сказал: «Я родился финном, финном и умру!»

Очередным нашим местом жительства стала Псковская область. Чтобы прокормить семью, отец поехал обратно в Эстонию, купил там корову и пешком, по железнодорожной колее, привел её к нам. Здесь я опять пошла в 1-й класс. Мне было сложно, потому что по-русски я почти не разговаривала. По слухам, родители узнали, что много финнов едут в Карелию. Мы объединились с другими семьями и поехали на остров, название точно не помню — Манцин Сари или Мантиансари (Мантсинсаари — прим. редактора).Там жили русские, татары, белорусы, украинцы, но больше всего ингераманландцев.

Перечислю несколько семей. Хямяляйнен из Реболова, Малки и Сюкияйнен из Сквориц, Вирронен из Педлино, Маннинен из Мал. Сяськелево, Сузи, Юнолайнен, Руоц, Лайдинен Ирма из-под Гатчины. Очень запомнилась семья, где мужем был цыган Василий, а женой — финка Хертта. Я играла с их детьми Юрой, Люсей и Анатолием. Здесь я окончила 3 класса и больше не училась.
В 1953 году родители опять попытались вернуться в родную деревню, но получили отказ. Уехали в Эстонию под Тарту, хутор Кахна. Я была в няньках у лётчика Петра Ивановича Савченко и его жены Нина Денисовна, у которых было 2 сына — шестилетний Валера и восьмимесячный Алёша. Через год нам разрешили вернуться в родные края.

Наш дом стоял целый, но там жили другие жильцы, а мы остановились в Волосово. В 1956 году мы приехали в свой дом в деревню Муттолово. Сначала жили с семьёй Берклунд, но потом им дали другое жильё, а мы остались в своём родном доме. На этом и закончились наши скитания. Мне было уже 16 лет. Я пошла работать на свиноферму.

Помню интересный случай. Одна свиноматка умерла, а 8 поросяток её сосали, уже мертвую. Увидев это, я побежала в контору, всю дорогу ревела и причитала: «Что же теперь будет? Ведь меня накажут». В конторе все сбежались: что случилось? Я сквозь слезы: «Машка умерла!» Всех свиноматок называли Машками. Все засмеялись. Меня не наказали, зоотехник успокоил меня, что моей вины нет. Работала я на разных работах, в том числе на кормокухне — в 3 смены.

Со своим будущим муже я познакомилась, когда мне исполнилось 18 лет. Я возвращалась с подругой из Скворицкой церкви. Конечно, вместо церкви были руины. Служба была на улице. Я проходила обряд Воцерковления. На мне было длинное белое платье и коса до пояса. И меня увидел молодой тракторист. После той встречи он искал меня два месяца по всем деревням.

Наконец, в Сяськелевском клубе он опять меня увидел — я первый раз пришла на танцы вместе с подругой. В этот вечер у меня было сразу три кавалера, а я выбрала его — Ивана. Он катал меня на мотоцикле, играл на гармошке, всего было три свидания. Потом 3,5 года я ждала его из армии, он служил в Германии. В феврале 1962 года мы поженились, и я переехала в деревню Сиганема (сейчас д. Тяглино). В течение года родители мужа построили для нас дом. В 1963 году я родила сына Ивана и мы переехали в новый дом. В 1965 году родился сын Виктор, в 1977 году дочь Анна.

Когда я жила в доме родителей мужа, я услышала историю про моего свёкра. Во время «зимней войны» в 1939 году Аверьянов Иван Андреевич попал в плен в Финляндии. Пленных в лагерях, кто хорошо работал и был в физической форме, распределяли  по финским семьям, туда, где не было мужчин, чтобы работать по хозяйству. В один из дней Иван с напарником ехали из леса на санях мимо железнодорожной станции. Он поднялся на перрон, чтобы подвести кого-нибудь по пути, и вдруг увидел… свою жену Катю! И надо же было случится такой встрече! Жена с семьёй были вывезены из Советского Союза, и они только что вышли из вагона. А узнал он её по белому вязанному платку и пальто.

Ещё одна история про родителей свекра — Андрея Ивановича и Марию Васильевну. Во время войны в одной половине дома поселились немецкие солдаты. А хозяева жили за стеной, в другой половине. Глубокой ночью к ним постучался русский солдат, он был больной и голодный. Бабушка его помыла, накормила, обстирала. Прятали его на русской печке. Когда солдат начинал кашлять, то кто-нибудь из домочадцев тоже начинали кашлять, чтобы немцы не заподозрили. Жил он у них, наверно, неделю, а однажды ночью исчез. Видимо, красноармейцу стало лучше, и он ушёл.

У каждого человека на этой земле своя судьба и каждый может написать о себе целую книгу. На свою жизнь я не жалуюсь, было в ней много всего. И плохого, и хорошего. На данный момент у меня 6 внуков и 9 правнуков. Сейчас у меня много времени для себя, читаю много литературы, посвящённой Богу. Утром, просыпаясь, я благодарю Бога, что ещё одна ночь прошла и впереди новый день. Один раз в месяц ко мне приезжают из Колпанской церкви Святого Петра. Проводит Богослужение пастор Владимир, а также пастор Евгений из города Пушкина.

Мне так хочется, чтобы люди были добрее, чтобы не было национальной ненависти и, конечно, не было войны.

Без Бога нация-– толпа, объединённая пороком,

Или слепа, или глупа, иль, что страшней, жестока.

И пусть на трон взойдёт любой, глаголющий высоким слогом,

Толпа останется толпой, пока не обратится к Богу.

Иеромонах Роман (Матюшин)

Элина Абрамовна АВЕРЬЯНОВА, малолетний узник

Записала курсистка Войсковицкой ШТВ Б.Э. КУЗЬМИНА