«…если кто-то холит и нежит,  это тот, кто потом зарежет…»

Нет,  слава Богу, не в прямом смысле. Я говорю об этом фигурально.  Но, послушайте,  если  в тебе убивают веру в добро и порядочность, режут без ножа твои жизненные устои и основополагающие убеждения  —  «обманывать нехорошо»?  Разве это менее трагично? А тебе, между прочим, уже  почти 85. Как с этим жить? Это я о Геннадии Викторовиче Алфёрове, профессоре,  преподавателе кафедры физмата Большого университета.

«В общем, проработав 60 с лишним лет, 62 года стажа у меня, я оказался и без квартиры, и без машины», — просто, без затей, растерянно улыбаясь, резюмирует Геннадий Викторович. И в который раз за нашу встречу принимается рассказывать о том, какой чудесный парень Артём Шарлай: «Он такой общительный, подход к моей жене нашёл. И в аптеку ходил, и в магазин, то, что жена просила. В общем, всё. Очень такой обходительный. Я всё это воспринимал как благодарность за то, что когда-то ему сделали добро».

Михаил Булгаков утверждал — квартирный вопрос испортил москвичей. Но мы-то знаем — не только москвичей. И даже уже привыкли, и перестали удивляться тем историям, которые  происходят и с «простыми людьми» и со «звёздами». Но всё же хочется, чтобы эта червотрочина не тронула хоть кого-нибудь. Ну, например, тех, кто настоящая элита: учёные, профессора, преподаватели ВУЗов… Они же мудрые, интеллигентные, они из «другого теста». Но нет, к сожалению,  «не всё в порядке в Датском королевстве…»

Эту историю я услышала от знакомого гатчинского юриста, она меня тронула. Захотелось познакомиться с Геннадием Викторовичем, услышать, почему, на его взгляд, всё так могло случиться? Да и просто поддержать его.

Солнечный мартовский день, красивый современный дом в Петергофе  на улице Чичеринской. Меня встретили двое интересных мужчин: дед и внук – Геннадий Викторович и Иван. У старшего — мягкий взгляд и доброе, несколько растерянное лицо. У младшего — колючие  светлые глаза и упрямый подбородок. Такой, в обиду не даст. Ну, и, слава Богу, значит, у деда всё будет  хорошо.

— А кто он этот Артём, который стал злым гением Вашей жизни?

— Артём, это, можно сказать, мой ученик. Мы, как выяснилось, земляки. Я из Уссурийска, и они из Уссурийска  приехали поступать. Это было лет 20 назад.  Вот, видите, три здания четырнадцатиэтажные  (показывает в окно), это общежития университетские. На лето университет сдавал эти общежития.

И они тут жили, а сдавали экзамен в какой-то технический вуз. Но по конкурсу не прошли.

Вы случайно познакомились?

Да, я если не на машине ехал, то садился на автобус, как раз возле общежития, там и познакомились. Они были два брата-близнеца, с мамой. Совсем юные мальчики, только после школы. Они сказали, что по конкурсу не прошли, и не знают, что делать. В разговоре выяснилось, что мы земляки. Я решил помочь, чем смогу.  В нашем университете на физико-математический факультет на вечернее отделение ещё шёл приём. Оценки у них были положительные, им просто баллов не хватило. Они подали документы на вечернее, и их приняли. Год они проучились на вечернем, а через год обычно происходит отчисление у дневников, появляются места свободные, в первую очередь берут с вечернего отделения. Они подали документы, их перевели на дневное отделение. Так они закончили факультет прикладной математики — процессов управления.

Когда пришло время писать дипломы, я попросил своего ученика Сашу Ковшова  чтобы он стал руководителем их дипломных проектов. Когда они защитились, я спросил, Сашу, ну как парни?  Реально, как оцениваешь? И он ответил так: Алексей ничего, а Артём жуликоватый.

Это меня, конечно, ошарашило. Ну, чтобы замять дело, я не стал расспрашивать. Я не стал вмешиваться, разбираться, защитились, ну и всё, так сказать. Ну и с Богом. У   меня было в лаборатории место, и я взял его на работу. Получается, что благодаря мне, в общем-то, он  получил  высшее образование и в университете остался работать. А так бы ещё  неизвестно, как бы его судьба сложилась. Правда, потом лабораторию расформировали,   создали  Управление информационными технологиями,  тех, кто занимался компьютерами,  всех туда перевели, вот и он туда ушёл,  и я не стал его начальником. А до этого общались довольно тесно, как коллеги, у нас столы рабочие рядом стояли.

— Как он к Вам относился?

Он, в общем-то, такой очень обходительный, негрубый. Он, если чувствовал какой-то подвох,  отходил в сторону. То есть, он в атаку в лоб не лез, он всё как-то обходные пути искал. Был таким заботливым, много помогал, даже ремонт в этой квартире делал. Но я думал, что он за моё добро платит своим добром. А он, видно, присматривался. Мы жили в этой

квартире втроём – я, жена и сын. Все уже не очень молодые, и не очень здоровые люди. Сын инвалид, ему стопу отрезали, и пьющий он был, а жена очень болела. Понятно, что все мы не вечные. Но Артём не взял во внимание, что есть ещё и внуки. Сын был в разводе с семьёй. Они жили отдельно. Ваня долгое время ходил в моря, и могло показаться, что мы не общаемся. Я думаю, Артёма это сбило с толку, он думал, что за нас некому заступиться.  В мае 23-го года умерла жена, а 1 октября 23-го года — сын.

— Квартира у Вас прекрасная, огромная. Метров 100? Я так понимаю, что из-за неё весь сыр бор и случился?

— И мысли у меня не было, что он может обмануть. Вообще я по воспитанию советский человек, нас учили, что обманывать — это нехорошо. Даже подумать не мог, что он меня может обмануть. Я ему настолько верил и подписывал, не глядя. В девятнадцатом году Артём стал меня уговаривать, пойти на одну программу, по которой можно сдать мою старенькую Тойоту, доплатить и получить новую, гораздо лучше и дороже.  Я говорю, да ну… Мне и этой хватит. Я-то ездил отсюда до факультета, это сколько здесь? Ну, километра два максимум расстояние. Поэтому у меня в день выходило примерно 10-15 километров. Так что пробег был небольшой. Но он упорно меня уговаривал. Я говорю, возиться я не хочу, а он: я всё сделаю. Только дайте мне доверенность, и я всё сделаю.

— Когда Шарлай предложил Вам эту манипуляцию с машиной, Вы не почувствовали, что там что-то неладно?

— Нет. Дал ему доверенность. Он мне давал бумаги, и я их подписывал. Вот тут, вот тут, вот тут. Сдал свою машину, доплатил порядка 800 тысяч и получил новую. И я ездил на этой машине, ну как ездил, вот отсюда до факультета, два-три километра расстояние максимальное. А потом началась пандемия. И занятия стали проходить дистанционно. Я дома сидел, у компьютера. Во время пандемии Артём попросил меня дать ему машину поездить, я дал. Мне не жалко, я же всё равно дома сижу.

В 23-м году, когда умерла Галина Николаевна, жена Геннадия Викторовича, Иван как раз пришёл из плавания и занимался похоронами бабушки. Ему пришлось много общаться с Артёмом, и он уловил несколько «не стыковок» связанных с машиной.

— Я сразу понял, что он врёт, — рассказывает Иван.   — Номера переписал, пробил их,  а тачка Артёма получилась. А дед говорит, что это его машина. Но я деду сказал: деда, это не твоя машина, это Шарлая машина. Поехали в автосалон,  сделали выписку из ПТС, как оказалось, деда купил эту машину. И в этом же автосалоне Артём ему сказал, где поставить подпись, дед поставил и потом просто переоформил машину на себя, заполнив ПТС-ки документы, свои паспортные данные, паспортные данные деда, потому что он их знает, и всё, в МРЭО ГИБД переоформил.

— А как же Геннадий Викторович мог ездить на этой машине? 

— Делается открытая страховка и вписывается человек. И всё, и человек может пользоваться автомобилем. Всё просто. Вот так деда и ездил. И гаишники его останавливали, он страховку показал, что он вписан. Всё.

— Ну, с машиной, более  менее, понятно. А как Шарлай оказался владельцем квартиры? И как это выяснилось? 

— Меня, то, что называется — торкнуло и квартиру проверить. Сделал запрос  в Росреестр и, по запросу увидел, что квартира не деда. И что договор купли-продажи был оформлен в том же 2019 году, что и машина. При этом дед денег никаких не получал за неё и вообще не зал, что квартира уже не его. Остаётся делать вывод, что Шарлай сумел подсунуть все необходимые бумаги на подпись в то время, когда дедушка подписывал документы при оформлении машины.

— Ну как я мог подумать? Мы с женой думали, вот какой  благодарный парень оказался. Хороший молодой человек. Да, он действительно, он тонкий такой, он не грубиян. Интеллигентный, вот так вот скажем. Интеллигентного покроя. От природы просто, — продолжает сокрушаться Геннадий Викторович.- Ну как я мог продать квартиру эту? Где я жить-то буду? И с какой стати мне, зачем мне нужны деньги, если я уже не сегодня-завтра на том свете буду. Зачем мне деньги-то на том свете? Да и с какой стати мне продавать? У меня и внук, и внучка есть.

— А Шарлай в своих показаниях объясняет, что вы не хотели оставлять эту квартиру своим внукам, и для этого переоформили её на него, — вступает в разговор юрист Николай Алексеев.

— Ложь это! Не было такого, — с горячностью возражает Геннадий Викторович.

— У мамы с дедушкой были непростые отношения, — говорит Иван. – Но на нас с сестрой это никак не распространялось. В детстве дед нас отправлял отдыхать на базу университета и математикой со мной занимался. Да и в этой квартире мы какое-то время жили. В любой семье бывают сложные ситуации. Но разве  это повод лишать себя и родных всего имущества?

— Почему вы сейчас в этой квартире? Артём Шарлай настолько добр, что не выгнал вас?

— Потому что я выкупил у него квартиру по кадастровой стоимости, за семь с половиной миллионов. Я пришёл с моря, у меня были заработанные деньги. Сделал всё, что смог, чтобы вернуть квартиру.

— Как такое может быть? Почему Шарлай согласился на это? – задаю вопрос юристу Алексееву.

— Если Иван был достаточно настойчив в своих законных требованиях, думаю, что Шарлай просто испугался. Он же понимал, что совершил противоправные действия. И подумал, что лучше получить без пыли и  шума семь миллионов с хвостиком, чем довести дело до суда и остаться не только без квартиры, но ещё, возможно, и за решётку угодить за мошенничество.  Но потом, по всей вероятности, какой-то ушлый юрист его надоумил, что можно и при этих деньгах остаться и квартиру получить обратно через суд.  У которой, кстати, рыночная стоимость миллионов 12-15.

— Вы хотите сказать, что Артём Шарлай затеял судебные тяжбы, в которых он выступает истцом?

— Именно так. При этом он подал заявление в полицию уже после того, как права собственности перешли Ивану. Это ещё раз подтверждает, что решение было сделано по чьей-то подсказке. Если бы человек чувствовал несправедливость или страх, он бы сразу пошёл в правоохранительные органы. Так же Артём Шарлай пытается убедить суд, что он не получал деньги от Ивана Алфёрова и требует признать сделку купли-продажи недействительной.  При этом, в договоре купли-продажи чётко указано, что деньги получены продавцом. Договор подписан в трёх экземплярах. Разве можно поверить, что человек с высшим университетским образованием, который сам преподаёт в нескольких учебных заведениях, мог подписать такие серьёзные документы, не получив при этом денежные средства? Думаю, его интеллектуальный уровень позволил бы ему понять, что прежде чем расписаться в получении денег, нужно их получить.

— Я так понимаю, что все сейчас в ожидании суда?

— Да, все точки над «ё» и над «i», поставит суд.

— Геннадий Викторович, то, что Вы столкнулись с таким откровенным прохвостом, не заставило Вас разочароваться во всех людях? Вы же не думаете, что «все люди сволочи»?

 — Нет, я думаю о другом. О том, что я не понимаю, как сейчас живут, чем дорожат? Я человек советской эпохи. Помните, как пел Окуджава: «Совесть, Благородство и Достоинство – вот оно святое наше воинство». Мы на этом были воспитаны. Но наша эпоха ушла, похоже, и мне нужно уходить.

— Вань, что-то дедушка совсем загрустил. Не бросайте его больше.  Не уезжайте надолго…

— Не, я уже тут, на берегу.

Алёна РЫБАКОВА

Фото: Сергей КОВАЧЕВ