В народной песне поёт душа
В этом убеждён Динар Байтемиров – певец, заведующий Гатчинской городской филармонией. Динар Галияскярович (Динар Галиәскәр улы) вместе с нашим корреспондентом размышлял о том, как люди сохраняют память о своих корнях? нужно ли придерживаться национальных традиций в современном мире? что такое взаимопроникновение культур и дружба народов?
— Мне известно, что большая часть татарских традиций связана с семьёй. Поэтому хочется начать с детства: где Вы родились, где росли?
— Родился я в Астраханской области. Есть такое село — Зензели. Это самое южное татарское село в России. Мои предки основали это село — наше село, в 1703 году. То есть, село — ровесник Санкт-Петербурга. Название Зензели имеет значение «Семь дворов», «Семь поместий», «Семь семей». Соответственно, семь фамилий. Я горжусь, что фамилии моих предков есть среди основателей села.
— Я правильно понимаю, что в Вашей семье все — татары? Без «примеси» других национальностей?
— Я думаю, в России нет таких людей, у которых все предки до седьмого колена были бы одной национальности. Это нужно жить в какой-то изолированной местности, чтобы такое было возможно.
Нет, у меня бабушка, мамина мама, — она в девичестве Иванова, Людмила Николаевна. Родом из Сольвычегорска, нынешний юг Архангельской области, в то время, по-моему, это была Вологодщина, Вологодская область. После войны мамин папа познакомился с маминой мамой. И у них завязались отношения. Все их дети, четверо детей, родились на севере, в Архангельской области. Мама моя старшая в семье. Край очень интересный — русский север. Русский север — это церкви. Это традиция русского народа, северные песенные традиции…
К сожалению, бабушка ушла, когда я был маленьким, мне было где-то четыре года. Но я помню, когда мы приходили в гости, она пекла блины с грибами, делала окрошку на квасе, сама делала квас, пироги северные. Пела мне колыбельные. У неё был сильный такой вологоцкий говор. Она «óкала» очень: «Гóлина, ну чтó же ты ругаешься с мужем тó?» Вóт так вóт (Улыбается). Маму мою Галина зовут. Галина Ибрагимовна. Даже по этому имени и отчеству можно отследить, какая философия заложена в нашей стране. У нас не может быть наций «стопроцентных», и мне кажется, что именно для нашей страны это неэффективно. Это ведёт к некому разобщению, а у нас так переплетена история народов, живущих в России, переплетены взаимоотношения. Всегда это было выгодно экономически, в первую очередь. На этом торговля основана: северяне хотят южных фруктов, а южане хотят что-то северное попробовать. Поэтому, всегда этот процесс общения был непрерывным. Во время Ивана Грозного, и вплоть до Петра I цари знали татарский язык на уровне общения. Это было сродни английскому языку сейчас или французскому языку в XIX веке. Это был язык общения, именно связанный с экономикой, с торговлей, с общением с соседними странами.
— В Вашей семье соблюдаются, как русские традиции, так и татарские?
— Дело даже не столько в самой семье, сколько в месте проживания. Астраханская область — это такой перекресток путей с юга на север, с востока на запад. Поэтому там всегда население было интернациональное. В Зензеле строилась железнодорожная станция, благодаря которой во время Великой Отечественной войны очень много людей приехало со всего союза. Приезжали из Азербайджана, из Донецка, из Прибалтики, из Латвии… А народы, которые там проживали всегда, можно сказать — коренные, — это астраханские татары, казахи, калмыки. Поэтому в школе у нас было, наверное, 20 национальностей в одном классе. Мы ходили друг к другу в гости, пробовали национальные блюда. Мы знакомились с культурой, не придя на концерт, а через людей, с которыми вместе росли. Вот на улицу выйдешь, а там у тебя соседи и казахи, и русские, и русские казаки южные. Традиции русского севера и русского юга очень отличаются. В районном центре — посёлке Лиман при населении 10 тысяч человек есть три храма: русская православная церковь, мечеть и буддийский дацан. Если построить синагогу, то будут все российские конфессии.
По-соседски у нас очень хорошее общение. Конечно, бывают какие-то конфликты, как и у всех. Но, люди всё равно общаются и с уважением относятся к культуре друг друга. Мы никогда не разделяли друг друга на национальности, даже этот вопрос не стоял. Все общались на русском языке; при этом, праздники национальные друг друга отмечали. Допустим, на Рождество поздравляли родственников, друзей, другие семьи. На Пасху красили яйца и шли в гости к русским друзьям. Или к нам приходили на мусульманский праздник, на Курбан-байрам. Помимо этого, были и нерелигиозные национальные праздники. С калмыками встречали Новый Год, который весной бывает. У казахов тоже Новый год весной — это навруз. В такой интернациональной среде я вырос. Мне кажется, это очень важно. Человек, который растёт в такой среде, особенно в сельской местности, не может от этого дистанцироваться. Ты в любом случае со всеми общаешься. Нельзя закрыться просто в своей квартире и жить в каком-то своём отдельном национальном мире. Идёт общение, оно всё время тебя окружает, а вместе с ним и культура.
Другой вопрос, что именно в семье, — это, конечно же, традиции татарские. Определённое воспитание, определённые отношения между старшими и младшими. Оно чётко прослеживалось: папа у меня настоящий глава семьи, много работал, вставал рано утром, ложился после программы «Время». Мы подстраивались под его режим жизни. Как могли, так и помогали. Хозяйство у нас было: и коровы, и птицы, и огород, и сад. Вообще такое детство было очень интересное, трудовое. А сейчас этого уже нет, даже в сельской местности все идут в сетевые магазины и покупают банку малосольных огурцов. В моём детстве, конец 80-х, все 90-е годы, были пустые прилавки в магазинах. Никаких консервов, ничего — это всё заготовлялось дома. И я вырос при таком укладе, согласно нашим традициям. Но выходя на улицу, общение было абсолютно интернациональным. Поэтому мы всегда с уважением относились ко всем праздникам. Это просто была возможность пойти в гости, повеселиться.
— Получается, у Вас было гораздо больше праздников в детстве?
— Ну да, постоянно какие-то праздники. На праздники также могли приехать различные коллективы, серьёзные государственные ансамбли: например, калмыцкого танца. Это очень интересно. У меня очень яркое впечатление детское, когда в наш Дом культуры приехал коллектив из Элисты — государственный ансамбль танца «Тюльпан». И они с оркестром народных инструментов, где на скрипках вырезаны «головы коней», другие инструменты были украшены традиционными орнаментами. Это какой-то восторг был детский!
— Вы были музыкальным ребёнком, музыкой занимаетесь с детства?
— У меня, как для вокалиста, достаточно стандартная биография. Часто у вокалистов нет начального музыкального образования. Просто есть желание петь.
В моём случае я с самого раннего детства всегда пел. Всегда что-то декламировал, выступал дома, стоя на табуретке. Для меня это был способ коммуникации с миром.
И в школе мы все пели. Я помню, был учитель музыки Алексей Алексеевич Попов, баянист. Меня сразу выделили из хора и поставили быть «запевалой». Мне мама сшила рубаху-косоворотку красную, а девочкам нужны были кокошники и сарафаны. В хоре были не только русские девочки, а и татарки, калмычки, казашки, чеченки… Кокошники на них надевают, и так это смотрится колоритно. Так это забавно, весело было, но это объединяло.
— А чем татарская музыка отличается от другой? Что есть особенного?
— Ну, в первую очередь, — это музыкальный лад, татарская музыка традиционная, этническая — это пентатоника. В пентатонике не семь, а пять нот. Наверное, это основное отличие, если говорить о традиционной музыке. Конечно, в современной татарской классической музыке или эстрадной музыке есть те же самые европейские лады. Но народные песни — это пентатоника, это пять нот. И ещё, мелизматика, это когда украшаются нотки. Одна нотка, она украшается, обвивается другими звуками вокруг.
— Это очень сложно, на самом деле…
— Это сложно, это очень сложно! Либо нужно в этом вырасти, чтобы детским слухом всё это впитать, либо долго учиться этому.
— Зато потом это так красиво звучит. Действительно, можно раствориться в этом.
— Понимаете, вся музыка взята из природы. Вот эти мелизмы, это всё: журчание ручейка, шелест листвы, ветер. В степных районах, напротив, у них открытые такие песни, длинные ноты, и, как правило, нет особого украшательства. Это всё от природы. В музыке слышна природа. Причём в русской музыке, если послушать те же самые песни поморов на севере России: там тоже иногда присутствует пентатоника. Вот удивительно. Как она там появилась? Я думаю, что это связано с тем, что у нас есть один корень, у всех народов России. Поволжье — это такой центр нашей страны — плавильный котёл: путь по Волге, торговля, и моменты противостояния, и все эти процессы смешения народов — они всегда там происходили. Поэтому, я считаю, что мы единый народ, у которого всегда было, есть и будет больше общего, нежели чего-то разделяющего. Звучание русских песен меня затрагивает не меньше, чем звучание татарских. Не потому, что я музыкант, оно просто во мне отзывается. Когда слушаю, мурашки идут по телу. Это может быть и пентатоника, а может быть лад в русской музыке.
— И всё же, Вы татарин. Это как-то отражается в Вашем исполнительстве?
— Обязательно. Даже если приглашают на выступление с русским репертуаром или с европейским, с романсами. Я стараюсь добавить изюминку и что-то спеть на татарском языке. Это делает программу моего выступления интереснее. При всём при том, что мы, музыканты, учимся на западно-европейских классических музыкальных канонах, стандартах. Но наша национальная нота всегда очень интересна.
Когда я учился в консерватории, у меня был большой круг друзей. Очень много было людей отовсюду. Когда мы собирались, мы пели украинские, белорусские, бурятские, татарские, осетинские песни. Такая красота! Это очень интересно.
— Какой у Вас репертуар?
— Я окончил консерваторию, соответственно, у меня репертуар более классический. Это романсы, арии из опер, советская песня, которая выросла из классики. В консерватории серьёзные композиторы, которые знают, как писать музыку, не «три аккорда». Поэтому преимущественно классический репертуар. Помимо этого, есть в татарском репертуаре и авторские произведения, которые пишутся под меня. И фольклорные, естественно, и русские народные, и татарские народные песни. В классике это называется кроссовер: когда ты поёшь и академический жанр, и эстрадный жанр. Но всё равно на академической базе. То есть на академическом вокале, мы не можем совсем уйти в микрофонное пение.
— Не сложно вот так «переключаться» с одной техники на другую?
— Я особо не переключаюсь. То есть всё равно поёшь в академической манере. Нет задачи убедить публику, что я эстрадный певец. Я не эстрадный певец. Я академический певец, который хочет исполнить эстрадную песню. Я не пою современный эстрадный репертуар. Потому что это чистая эстрадная история. Есть очень много музыки, та же советская, ретро, которая является эстрадной, но её пели академические певцы изначально. Например, Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Лев Лещенко. Это такая, так называемая, голосовая эстрада. Они могли петь без микрофона. Сильный голос, зычный, владеющий резонаторами, чтобы ты это мог спеть. Микрофон эту задачу очень облегчает.
— Я замечала, что часто именно на фольклорных песнях хорошо раскрывается голос. Ощущается как более сильный и уверенный. Почему так происходит?
— Потому что душа подключается. Это какая-то интуиция. Генетическая память подключается, и тело не противится этому мышцами. Они, наоборот, включаются в этот процесс. Душа поёт, а тело ему помогает. Пение — это процесс психофизический. Это нельзя назвать чистым спортом. Но это определённая группировка мышц, координация работы этих мышц. Это такой творческий спорт. Лично твой тембр, твоя фразировка, интерпретация, твой темп. Когда ты по-настоящему включаешься, ты становишься соавтором.
— Вы сами пишите музыку?
— К сожалению, нет. Такого таланта ещё пока в себе не открыл. Хочется, конечно. Но знаете, я даже не все песни берусь петь, потому что для меня очень важно, чтобы я песню прочувствовал. Я долго не решался исполнять «Синюю вечность», которую сейчас многие поют. До тех пор, пока не увидел Каспийское море, этот берег, на котором пел Магомаев, я не мог, то, что называется «ощутить кожей» суть песни. А как без этого можно донести говор чаек, пробуждение рассвета..?
А вот после того, как я побывал в Баку, посмотрел на «синюю вечность», которую видел Муслим Магомаев, когда писал музыку, у меня всё сложилось. Я понял, что такое «на синих ладонях нести корабли», и теперь вдохновенно и с радостью пою: «О, море, море/Преданным скалам/Ты ненадолго/Подаришь прибой…».
— Хочется вернуться к теме семьи. Соблюдаете ли Вы традиции уже в своей созданной семье?
— Я в этом смысле такой человек традиционный. У меня к семье отношение такое же, какое было и в семье, где я вырос, где очень важны были традиции. Поэтому у меня такое особо трепетное отношение к семье. У меня жена татарка, но выросла она в Гатчине. Как-то внутренне, подсознательно для меня это было важно. Хотя осознанно я не задумывался о том, что жена обязательно должна быть татаркой.
Я уехал далеко, чтобы состояться в профессиональной сфере. Но душу свою не обманешь. Я хочу заниматься музыкой, я хочу заниматься концертной деятельностью. И самые лучшие условия для этого представляет, конечно, мегаполис. Москва, Петербург. Петербург мне очень понравился. Но при этом хочется сохранить частичку своей души, что-то национальное.
— Какие традиции вы соблюдаете?
— В моей семье отмечают два главных мусульманских праздника. Окончание месяца поста Ураза-Байрам, Рамадан — по-арабски. Это большой праздник, когда собирается семья. Самое важное — это помощь окружающим, близким, старшим родственникам.
Несмотря на то, что живём в большом городе, есть определённый этикет в семье. Например, у меня супруга не носит мини-юбки или глубокие декольте. Не потому, что я ей не разрешаю, а потому что она сама так воспитана. Как-то ограничивать женщин в одежде, порицать других… У меня этого нет. Каждый поступает исходя из своих соображений, из своего традиционного воспитания.
Дома мы стараемя общаться на татарском языке. Сына, конечно, приобщаем к родному языку. Он, правда, не говорит, но всё понимает.
Если человек воспитан в уважении к своим традициям, то он и другие не нарушит. Например, входя в православный храм, нужно снимать головной убор. В таком случае, я не надену татарскую тюбетейку. Но у нас, наоборот, в мечети должен быть головной убор. Это традиция. Дома ты ведёшь себя, так как тебе предписывает национальная традиция, а в общественном пространстве ты ведёшь себя с точки зрения культурных норм региона.
Это нужно воспитывать в школе. Должны быть такие уроки, должны быть занятия, должны быть концерты в том числе, которые знакомят с культурой. Особенно в танцах многое можем увидеть. Отношения мужчины к женщине, женщины к мужчине. Есть танцы, которые показывают праздничное гуляние. А есть какие-то ритуальные танцы. Танцы это самый распространённый жанр народного искусства. Конечно, есть живопись, но её меньше. Есть книги, но это нужно знать язык, чтобы их прочитать. А музыка и хореография… Это самое распространённое и самое понятное.
— А что по поводу национальной одежды?
— Когда я приезжаю в Татарстан, я вижу, что там есть своя национальная, современная мода. Декоративные маленькие шапочки у женщин, платья определённого кроя. У мужчин часто — это френч. Когда я туда приезжаю, мне хочется что-то такое надеть. Я исхожу из того, что мне не нужно эпатировать. Я могу, конечно, в Гатчине выйти в халате, в прошитых сапогах татарских, очень красивых. Чтобы сказать миру: «обратите на меня внимание!», да? Но у меня такой потребности нет, потому что есть сцена. Есть сцена, и там я могу самовыразиться. Поэтому элементов национальной одежды, живя в Гатчине, в Петербурге, в моём гардеробе нет. На национальных праздниках — да. В повседневной жизни я человек светский, поэтому джинсы, что-то удобное. Я очень люблю бадлоны, водолазки. Мне в этом комфортно. Всё это практично и здорово.
— Люди должны демонстрировать свою национальную культуру?
— Безусловно! Не надо стесняться говорить, о своей национальности. Я за то, чтобы было яркое проявление национальной культуры, позитивное. В творчестве, в труде, в семье. Чем более разнообразен мир, тем он более прекрасен. Рассказывай о себе, но при этом умей слушать и слышать тех, кто рядом. И тогда не будет никаких проблем с межнациональными отношениями.
Hәр беребезнең йогә тынычлык! Мир нашему дому!
Диана ПАВЛЕНКО