Героизм постгероизма
Александр СУХОВ
О героях и даже просто героизме говорить непросто. В этой теме важна позиция, много легче проживать в постгероическую эпоху: нет героя, нет подвига – один душевный комфорт. До недавнего времени «комфорт» и у нас было популярным словом. И враз всё переменилось. Запад хлопнул перед самым носом немалого числа россиян дверью. Сложнее стало жить олигархии, да и встроенный в систему обыватель прощается с буржуазными «ништяками». Внутри страны что-то вызревает. Как в четырнадцатом, на Донбассе. Воюющий народ сплачивается, становится субъектным. Многое переоценивается.
Герой – понятие народное. Звезду уже «на зуб» проверяют. Награждаемых следует представлять обществу. Вот на Донбассе четырнадцатого родился мем — «Махно против Бандеры». Противостояние исторических личностей, которого не было в реальности.
Нестор Иванович и в нашем расположении значился героем. Только сформированной роте было объявлено, что бригада будет теперь носить его имя. Впрочем, бойцы на этот факт никак не отреагировали, торжественность момента прозвучала разве что в голосе статусного дэнээровца по фамилии Александров, объявившего эту новость. В строю добровольцев «второй волны» — молодых, шумных, пьющих и драчливых россиян, очевидно, не было участников исторических клубов. Впрочем, и среди мои ровесников, кои тоже были, придумку местного политика по достоинству тоже не оценили: махновцы, так махновцы.
Под этим «брендом» мы проходили недолго. «Вывеску» скоро исправили – бригада стала «чистяковской». Кремлёвских кураторов, вероятно, привела в оторопь подобная идеологическая самодеятельность. Ведь, в российской истории Махно — скорее, герой со знаком минус. Может быть — даже враг. С идеологической и политической точки зрения. Не такой, конечно, как Бандера, но «редиска» точно. А на местного политика вскоре завели дело «за деструктивную деятельность».
Тем временем героев на Донбассе становилось все больше и больше – после «минского замирения» людей погибло больше, чем в боях. И каждый убитый полевой командир занимал свое место в этом ряду. И уже такие люди, как Алексей Мозговой, были причислены к сонму народных героев Донбасса. Махно лишился своего ореола.
Вспомнил о героях Донбасса я не случайно. «Гатчинка» опубликовала заметку М. Заднипряного «О героизме» — и захотелось автору возразить. Сомнительный образ героя вышел из-под его пера: какой-то чересчур идейный, можно сказать — фанатик. Перебрав в памяти известные мне «фигуры истории», подходящие на предложенный им «постамент для героя», усмотрел разве что Нечаева из «Бесов» Достоевского, да ещё народовольцев. Возможно, авторское видение иное, но прочиталось именно так.
Недостаток концепта «растворения в идейности» личности героя, на мой взгляд, состоит в том, что идеи, идеология – продукт для масс. Именно в них они набирают силу. А ещё они бывают и ошибочными и недолгими, даже будучи воплощёнными в жизнь. Героизм – это, скорее, о людях подвига, причём — духовного. Которые своей личности ничуть не теряют, и, напротив, осознают совершаемый ими выбор. Словом, идеология – не для личности героя. Подвиг есть преодоление духом собственной инстинктивной, животной природы; подвиг – движение этого духа.
Классическое представление, что герой идёт на жертву ради некого общественного блага годится больше для риторики, его литературного видения. Обывателю же классика определения близка своей рациональностью: одна ценность меняется на другую, чендж. Скажем, жизнь героя на… (подставьте любое слово). В опере Глинки «Жизнь за царя» воспевается подвиг Ивана Сусанина. В кинематографе — масса сцен с политруком, поднимающим солдат в атаку «За Родину, за Сталина!» Обыватель, хотя и почешет репу: мол, а что же сегодня подобная ценность? Впрочем, немного поразмыслив, признает: своя жизнь – товар штучный, не рыночный. А представление об общественном благе — и того мудрёнее. Можно ли подобрать эквивалент? Разве что — «За Родину!». Но сегодня только ленивый не прошёлся по теме «колонизации РФ» безо всякой её военной оккупации. И ничего – стерпелись.
Может, всё проще? Нет никакой жертвы героя ради общего блага, общественной ценности. А выбор осуществляется им среди «своих» ценностей, в числе которых – и сама жизнь. Когда человек от неё отказывается, это значит, что в том виде, в котором она, эта жизнь, предполагается – уже не благо. Позорная – она ведь хуже муки.
История хранит массу примеров, когда жизнь «проигрывает» достойной смерти. На войне это понимается легче, на ней «книжное обоснование» даже излишне. Для постгероической эпохи, заглянувшей и к нам, такое видение будет честнее. Кто не согласен – жду возражение из его набора ценностей. К слову замечу, что среди вставших под ружьё на Донбассе, особо идейных я не встретил. И под идейностью ополченцев и добровольцев обычно понималось, что они тут – не из-за денег.
Как заметил автор, совершая поступок, человек не рефлексирует по поводу героизма, ответ на ситуацию у него уже готов, как в пионерии. В психологии такой ответ называют установкой. Она формируется в процессе воспитания, а от рождения у человека – инстинкты. В критически важном выборе у человека эти ценностные установки и участвуют…
Если они – твёрдые, жизненные.