Сказка — сюр, да в ней намёк…

Николай МОНАСТЫРНЫЙ

Итак, на дворе — нерабочая неделя. Самое время заняться чем-то полезным. К примеру, задуматься о происходящем в стране и мире.

Я имею ввиду не только коронавирус. У нас есть рукотворное падение цен на нефть, дешевеющий рубль, обвальное сокращение доходов, грядущее повышение цен на все радости жизни и мудрое руководство, которое не имеет понятия, что со всем этим делать.

Оттого и действия руководства — соответствующие. Никакой конкретики в планах, никакого объяснения стратегии и тактики дальнейших действий, лишь призывы, увещевания и обещания. Традиционная политика — авось само как-нибудь рассосётся. Поскольку никогда не ошибается тот, кто ничего не делает. И ни за что не отвечает.

При этом, на фоне нехватки тех же марлевых масок для всех и одноразовых медицинских халатов для врачей, в Италию отправили целый десант «гуманитарной помощи» за наш счёт. О которой итальянцы не просили. Ну как же без наших трёх копеек! Понты — наше всё.

И каков же результат проявленной доброй воли? Итальянская газета La Stampa назвала «бесполезной» большую часть российских поставок для помощи в борьбе с коронавирусом. Кроме того, издание подчеркивает, что прибывшие в Италию российские специалисты являются не медиками, а военными с высокими армейскими званиями. И почему-то меня это не удивляет. А ещё Россия в инициативном порядке передала Венесуэле 10 тысяч тестов на коронавирус. Безвозмездно. Так сказать, от нашего стола — вашему. Нам-то они без надобности.

Между тем, нерабочая неделя воспринята нашим населением с воодушевлением. За окном продолжается броуновское движение. Представители старшего поколения как шастали по утрам, так и шастают. Без масок. Представители младшего поколения толпой гоняют мяч. Без масок. Семейства устраивают променад. Без масок. Политика «авось» в действии.

Но вот чем хороша профессия журналиста — работать можно и в условиях самоизоляции. Изнутри наблюдая за реалиями нашего сказочного времени. Точнее, времени сказок. Сказок эпохи победившего сюрреализма…

Сказка о Мальчише-Плохише и его твёрдом имидже

Давным-давно, в далёкой-далёкой галактике одной большой страной правили мальчиши-кибальчиши во главе с Главным Кибальчишом.

И было у этого Кибальчиша слово твёрдое, пацанское, неразменное. Как рубль деревянный. Сколько ни давай это слово твёрдое, постоянно оно взад говорящему возвращается. Типа, пацан дал — пацан взял. Неразменное же. И было это слово твёрдое мальчишам-кибальчишам — на процветание и благоденствие, всем остальным — на терпение, сплочение, гордость и духовность.

В ту дальнюю пору стабильности жил да был один Мальчиш по прозванию «Плохиш — в интернете торчишь». Посредством которого и вёл речи крамольные про процветание кибальчишей за чужой счёт да лопал госдеповское печенье. Гоп-гоп, хорошо!

Но вот — дело к вечеру. Вышел Плохиш из дома. То ли корову подоить, то ли сельсовет поджечь, то ли несанкционированный митинг провести. И почудилось ему, что пахнет ветер не цветами садов, не мёдом с лугов, а пахнет ветер жареным. Подышал Плохиш жареным да спать лёг.

Вдруг — стук в окно. Стоит всадник. «Крузак» — вороной, сабля — острая, ксива — красная, сердце — горячее, голова — холодная, руки только что вымыл. Коронавирус, понимаешь. Стоит и говорит: «Эй, козлятушки-ребятушки, отопритеся-отворитеся! Губчека пришла, ордер принесла». Сказал всадник эти тревожные слова и учинил у Плохиша полночный обыск на предмет коробки госдеповского печенья и бочки запрещённого Роспотребнадзором варенья. Нашёл тот всадник чего или не нашёл, но упекли несогласного мальчиша на тридцать суток.

Ничего не добились кибальчиши от Плохиша: на их твёрдое слово нашёлся у него твёрдый имидж с винтом. Вышел Плохиш из узилища в маске марлевой и принялся за старое — кибальчишескую власть очернять. Гоп-гоп, хорошо!

Но вот однажды — опять ночной стук в дверь. Открыл Плохиш и видит — стоит перед ним всадник. Тот, да не тот. Взгляд — орлиный, грудь — в крестах, а голова — в кустах. И вдруг молвит голова из кустов человечьим голосом: «Вот вы тут печенюшки кушаете — это хорошо. А с собой насушили?» И опять — двадцать пять. Потому что повторение — мать учения. Хотя историю всё равно никто не учит.

Долго ли, коротко ли сказка сказывается, но на то она и сказка. Особенно, если реальность на сюрреализм похожа. Вот и сказка такая же. Вышел как-то Плохиш из дому. То ли в Баден-Баден собрался, то ли на общенародный плебисцит по поправкам в конституцию. Вдруг видит — опять стоит перед ним всадник! Тот, да не тот. «Крузака» нет — пропал «крузак». Сабли нет — пропала сабля. Денег нет, марлевых повязок нет, гречки нет, помидоры гнилые и жрать нечего.

А всадник и говорит: «Товарищ! Я, конечно, дико извиняюсь, но не найдётся ли у вас лишней печенюшки?» Делать нечего. Достал Плохиш масло, намазал на фигу и протянул всаднику: «Всё, что есть, товарищ». Облизал всадник фигу и из хилого дряблого старца превратился в хилую дряблую старуху. Вскочила она на помело и умчалась прочь. «А ведь догоню!» — подумал Плохиш. И не ошибся, поскольку торчащее между ног помело мешало старухе бежать быстро.

Но тут подскочили к Плохишу три добрых молодца. Один краше другого, а третий и вовсе урод. Подхватили его под белы ягодицы и кинули в подвалы Беpдского ЧК. Стали мальчиша бить-пытать. День пытают, два пытают. На третий день привели Плохиша к Главному Кибальчишу: «Ничего не сказал нам проклятый Плохиш! Не раскрыл нам секрет своего твёрдого имиджа».

И плюнул тогда Плохиш в толстую физиономию Кибальчиша. А Кибальчиш плюнул в худое, мужественное лицо Плохиша. И так плевались они три дня и три ночи…Стоп! В то давнее-давнее время в большой стране был карантин и самоизоляция. Поэтому отважный Плохиш плевал в экран монитора, а Кибальчиш плевал в разные стороны. Потому что компьютера у него не было, а плевать в докладные записки бесполезно.

Одним словом, разошлись мальчиши по разные стороны Силы, а Кибальчиш с тех пор не упоминает имени Плохиша с его твёрдым имиджем. Потому что имидж — ничто, если жажда — всё. Особенно, по утрам. Это общенародная примета, всем понятная и привычная.

Но Кибальчиша по утрам жажда не мучает. Поэтому он никак не может понять, в чём же заключена тайна твёрдого имиджа Плохиша среди себе подобных. Невзирая на карантин и самоизоляцию. Хотя ещё земский врач Антон Палыч говаривал: «Если человек не курит и не пьёт, поневоле задумаешься, уж не сволочь ли он?» Но это уже другая сказка.

Или я неправ?