Александр Златкин: «Поймать гармонию, которую Господь сотворил…»

Наталья ЛАМОНТ, искусствовед

Память относительно прошлого, то же, что заключенье, догадка и воображенье относительно будущего.

В. И. Даль

Поля, цветы, многочисленные виды северных деревень, небольшие водоёмы, заросшие кувшинками… Когда я сказала, что его пейзажи возвращают меня к восторгу от полотен Борисова-Мусатова, Александр Ефимович улыбнулся: «Да, это и мой любимый художник».

Это – то, что называется преемственностью, верностью традициям русской художественной школы, её духовному стержню. А. Е. Златкин – не только художник, но и философ, наблюдающий, рассуждающий, глубоко проникающий в суть своих сюжетов. У него — особый язык, на котором он постоянно общается со зрителем, разделяя с ним восхищение безупречностью гармонии окружающего мира.

Лето

Поэтика узнавания: через обобщение деталей, некую неуловимую условность изображения, где щемяще близким становится угаданный цвет, а дальше память/воображение «дорисовывает» образ, который мы с радостью принимаем: «Да! Я был здесь! Я чувствую запах этого поля, я слышу, как скрипит ручка этого колодца. Я, сегодняшний, снова попал сюда!». Взгляните на его «Лето», «Апрель», «У колодца», на пейзажи, которые Александр Ефимович создал во время своих поездок на Север, или неподалеку от Вырицы.

Апрель

Конечно, особое строение композиции картин Златкина — уплощённость объектов, ритмически ровные «ряды» цветов, деревьев, полосок-капель дождя – не случайны. Живописец, имеющий богатый опыт работы со скульптурой, знает цену объёму и особенно остро чувствует пространство. Художественная условность в передаче предметов помогает «вспомнить». Не увидеть, что было месяц или полгода назад, когда мастер писал пейзаж с натуры. Это – прошлое, так это было тогда, когда он писал. А настоящее – это наш момент переживания, узнавания объекта. И это всегда будет «в данный миг». И мгновение на его картинах как бы останавливается. Ненадолго. Чтобы мы тоже могли остановить его в потоке своих воспоминаний и ассоциаций.

Через медитативное состояние зрителя (а к нему приводят композиционные приёмы, тот же равномерный ритм объектов, мягкие, нюансированные цвета, их тончайшие переходы), знакомые и знаковые для определенной эпохи объекты (своего рода зацепочки) происходит процесс сначала узнавания, затем воспоминания и, наконец, сопоставления «я прошлого» с «я нынешним». И в первую очередь автор сам осмысливает себя настоящего через минувшее. И ведёт разговор со зрителем об этом. Эта созерцательность как фактор общения стала постоянным элементом стиля живописца.

У колодца

Современность в искусстве может проявляться по-разному: в выборе и использовании сюжета, новых технических, стилевых возможностей и методов. Для меня Александр Ефимович Златкин – художник остросовременный. Потому, что помимо внешних атрибутов актуальности он с позиции меня сегодняшней заставляет взглянуть на прошлое и понять, что оно живо ныне и переходит в будущее. Мастер умеет поймать это «сейчас». И знает, где он располагается в каждом из нас, и относится к памяти как к тому, что находится в зазоре между сказанным и невысказанным.

Увидеть в прошедшем происходящее в эту минуту — это его позиция не только художника, но и человека. Былое существует в настоящем, а отсылка к воспоминаниям – так же неизбежное свойство современности. Благодаря памяти расширяется время происходящего нынешнего. А область личного локализуется в переживаемом не только в данный момент, но и в прошлом, и в будущем. Уникальна в этом отношении картина «50 лет до золотой   свадьбы»: уже в названии — целая жизнь, и она не разграничена на временные отрезки. Молодость гармонично вписана в среду бытия предыдущих поколений, центральные фигуры словно излучают свет, наполняющий радостью пространство не только городка, но мира. Используя язык определенной условности «наивного» искусства, Александр Ефимович передаёт трепетное и чистое ощущение счастья, придавая ему поистине безбрежный характер.

50 лет до золотой свадьбы

Поэтому триптих «Город детства», безусловно, занимает одно из центральных мест в творчестве А. Е. Златкина и может быть наиболее ярко демонстрирует его художественный стиль. Язык живописи здесь, несмотря на предельный лаконизм, настолько емок и выразителен, что сопоставим с символом. Прошлое настолько впаяно в настоящее, что мы воспринимаем его не сразу. Вначале мы видим обычную улицу провинциального русского городка или даже посёлка. Многие из нас выросли в этой среде. И лишь потом осознаем: дома позапрошлого века, неторопливо идущий старик, представитель уходящего поколения. И это всё было и есть в нас, живущих сегодня.  И мы не хотим, чтобы эти образы исчезли, потому что они – символ чистоты и добра, которые формировали наши души.

Философское и эмоциональное отношение к памяти меняется вместе с нами. Если в XIX веке обращение к минувшему осмыслялось как пересказ прошлого с целью извлечения урока, то в наши дни память – это новое дискуссионное пространство. Человеческая природа, мышление так устроены, что допустить разрыв во времени для них губительны. Теряя воспоминания, мы теряем себя как личность.

Апостол Пётр

Картины А. Е. Златкина, написанные на библейскую тему, по сути, не являются отдельной страницей в его творчестве. Александр Ефимович подчеркивает, что он стремится во всех своих сюжетах поймать ту гармонию, которую сотворил Господь. И в его искусстве она проявляется в неразрывности времени, не в застывшей вечности, а в живой, развивающейся истории. Говоря о работе над библейской серией, он вспоминает опыт европейских художников, творивших до XIX века, отмечая: «Они передавали суть проблемы, а достоверность атрибутов – одежды, обстановки – их волновала меньше. И меня она тоже меньше волнует, чем суть».

«Вифлеемская звезда», «Бегство в Египет», «Апостол Пётр», «Иосиф-плотник», «Волхвы» — может, мы просто не наблюдательны, а вечные сюжеты Священного Писания — это не когда-то произошедшее, а творящееся сейчас, с нами, и происходившее с нашими прадедушками-прабабушками относительно недавно?

Иосиф — плотник

А. Златкин: Я действительно искал типажи для всех персонажей в этой нескончаемой серии.

Иосиф, труженик, работяга, плотник по профессии — человек, который безмолвно и терпеливо принимает свой удел: быть рядом, спасать и помогать, быть самым близким и необходимым тем, кто был несравнимо выше, сложнее, тоньше душой.

Я нашёл такого человека в своём дяде, который работал сварщиком на заводе Щорса. Любителя рыбалки (5-сантиметровых рыбок), голубей (держал голубятню, свистел на крыше, гоняя птиц, и бережно носил их у груди) и мотоцикла с коляской. Дядя Лёва всегда готов был делать то, на что ему указывали, делать так, как и нужно делать. Как делал спокойно и точно Иосиф-плотник.

Этот с сетями – Пётр. Я нашел такой типаж: дед, в сталинском френче, шёл на демонстрации и нёс флаг. Человек, вступивший в партию в 1943 году. Человек-кремень. „Гвозди бы делать из этих людей…“. Апостол Пётр – он камень, кремень, несший рыбацкую сеть, как знамя. „…Ловите рыбу, будете ловцами душ…“[1].

Пророк

Картина «Пророк»… Пророки, пророчество – эти люди и явления в нашем сознании прочно связаны с областью сверхъестественного, абсолютно из другого пространства, какой-то мистической способностью видеть то, что не доступно обычному человеку. Но здесь пророчество показано как свойство не природы человека, а сознания, некий его поворот, который может произойти с любым.

А. Златкин: Пророки – это комсомольцы 1920-х. Нужно стоять — будут стоять насмерть, приказ: „В атаку!“ — побегут, не сомневаясь. Нужно сделать — сделают все, что угодно, без колебаний. Стеклянный взор, надо — побежали, надо — легли. Правы, не правы — потом разберёмся. Ведь был ГОЛОС, приказ сверху. Такой человек совершенно уверен, что несёт истину. Ведь он же борется за счастье человечества, он ведёт это, ничего не понимающее человечество, туда, куда и нужно его привести. И они это будут с полным убеждением своей правоты и своей ответственности за всё и всех. Невзирая ни на что, ни на какие препятствия и жертвы.

Согласитесь, такие люди жили и живут среди нас, и вероятно, будут жить среди наших потомков. Некоторые остаются «пророками» всю свою жизнь, другие – с возрастом и опытом приходят к пониманию неоднозначности статуса истины. Это – тоже необходимо для гармонии, живой, меняющейся, порой парадоксальной.

Памяти Александра Сергеевича. Страницы

А натюрморты Златкина – это изысканная отсылка к традиции классических произведений этого жанра в голландском искусстве его Золотого века. Не по внешним признакам, а опять же, по отношению к зрителю. Это не vanitas, не «memento mori» XVI-XVII вв. Наполненные глубоким смыслом, тщательно скомпонованные (ни одной случайной детали, каждый элемент можно рассматривать и разгадывать его содержание слой за слоем) они, по замыслу художника, представляют своего рода рассказы. И – диалоги, которые прошлое ведёт со зрителем, живущим сейчас. Например – «Царскосельские незабудки». Или – другая картина, где видим детали-зацепочки: фотографии, посуда – рассказ о семье, из военного времени. Сразу возникает целый пласт ассоциаций: бабушка, молодая в 1940-х, ожидание, любовь, верность, терпение… Натюрморт со скрипкой и нотами, слегка истертым портретом Бетховена – рассказ о музыке и творчестве, которые вечны. Это, пожалуй, единственный жанр, в котором у Александра Ефимовича главными героями становятся атрибуты минувших эпох, предметы, которые можно встретить в музеях или частных коллекциях. Композиция как бы замыкает их жизнь в границах своего века. Но, отделяя зрителя рамой старинного зеркала, в которую оформляет свою живопись, как, например, в «Памяти Александра Сергеевича. Страницы», художник вновь соединяет прошлое и настоящее. Этот приём дополняет символику сюжета картины, в которой каждая деталь говорит о быстротечности времени, ещё одним эффектом – мы смотрим на живопись, не сразу понимая, что смотрим в зеркало… своей памяти, с которой связаны неразрывно, она – тоже наше отражение. В настоящий момент, пока мы к ней обращены лицом.

[1] «Следуйте за Мной, и Я сделаю вас ловцами душ, а не рыб». Мк 1:17