И тут явился ко мне мой чёрт… (Рассказ) — Павел Крылов

V. Заслышав в свой адрес слова «несчастная бедняжка», Уля вся зарделась.

— Не надо меня жалеть! — с гневом она повысила голос на полковника почти до крика, а глаза её превратились в два пылающих угля. — Меня пытают ваши люди, ваши подчинённые, по вашему приказу. Я прекрасно обойдусь без вашей фальшивой жалости!
— М-м, не оскорбляйте человека жалостью. Человек — это звучит гордо? — попытался съязвить немец.

— Именно так, — тем же тоном продолжала девушка, — но что Вам с того? Выучите Вы наизусть хоть всего нашего Горького вместе с вашим Гёте, господин полковник, профессор или шпион, кто бы Вы там ни были, но у Вас кишка тонка победить наш народ. Так говорят у нас, простых людей без дворянских титулов. Освободители! Если бы знали, кого и как пришли освобождать!

Она умолкла и после очень короткой паузы продолжила с горечью:

— И что теперь: отмечайся каждый день в полиции, после 5 вечера на улицу не показывайся, из города или деревни без разрешения полицаев не выходи. И чуть что: расстрел, расстрел, расстрел! И это Вы называете свободой! А что творят полицаи: грабят, насилуют, убивают? И это Вы называете «порядок»?

— Как управлять нам паствой незнакомой, когда мы от неё так далеки? — вымолвил Тотлебен. — У «нового порядка» полно изъянов. И я об этом знаю лучше Вашего. По-хорошему, половину бургомистров, старост и полицейских чинов самих надо расстрелять. За воровство, взятки, пьянство. За издевательства над людьми. Или Вы думаете, что Вас тащили по снегу босой тоже по моему приказу? Все это, с позволения сказать, их самодеятельность. Но ведь прав ваш Сталин: «Кадры решают всё». Да только где взять эти кадры? Пришлось брать то, что нашлось на месте. Хотя, — неуверенно сказал он, — и среди наших есть звери.

— Правильно, никого не нашлось, кроме отребья, а вы, немцы, дали ему власть. Она ничтожна, но её вполне хватает, чтобы куражиться над народом. Да только боком вам выходит ваш кураж. Им уже сыты по горло!

— Но ведь Вы, Ульяна, и Ваши товарищи, вы так беззаветно любите власть советскую, что идёте за неё на смерть. А она что, утвердилась без крови и насилия? Мало ли было расстрелянных, посаженных в тюрьмы, сосланных. «Железной рукой загоним человечество к счастью!» — с театральным пафосом, словно подражая некоему неведомому вождю, процитировал Тотлебен, сделавший при этом рукой подобие призывного жеста, — разве не вы, большевики да комсомольцы, так говорите?

— Советская власть, граф, дала мне то, что отняла у Вас. Она принесла мне настоящую свободу, радость, возможность учиться, читать прекрасные книги и дружить с замечательными людьми. Она показала мне, что я нужна моей стране и моему народу, -Уляша говорила очень жёстко и в то же время вдохновенно, так, как ей иногда случалось отвечать в школе. — Советская власть открыла передо мной все пути, и если бы не ваша проклятая война, я могла бы стать кем угодно: врачом, геологом, учителем, инженером, летчицей или ещё кем-то. Советская власть строит для самых простых людей санатории и дома отдыха, она даёт квартиры тем, кто работает и пенсии тем, кто заслужил их своим трудом. Если бы только у неё не было стольких недругов! Таких, как вы — белоэмигрантов и фашистов, таких, как Ваши прислужники кулешовы, соликовские, захаровы и стаценки, долгие годы выдававшие себя за порядочных людей, но всегда мечтавшие о предательстве. Советская власть сурова со своими врагами. Это правда. Но если Вы считаете, полковник, что ваша власть — образец человеколюбия, посмотрите на мою спину. Вот она — мера вашего немецкого гуманизма!

— Барышня, — спокойно выслушавший её тираду Тотлебен постарался придать своему голосу легкий оттенок назидательного высокомерия, с которым так любят говорить молодые преподаватели немецких университетов, — Вы не очень сильны в диалектике.
— Я? — обиженно воскликнула Уля, — А Вы?

— Не мне судить, — немец помолчал несколько секунд и продолжил, — но лет 15 тому назад, когда я заканчивал мою диссертацию, я читал Карла Маркса. Ещё раньше на нашем курсе были студенты-коммунисты. Мы с ними много общались, говорили о будущем Германии…

— И что с ними стало? — перебила его девушка.

— Кто-то уехал в Швейцарию, кого-то отправили в лагерь после поджога Рейхстага. Кто-то стал национал-социалистом, занимает неплохое положение в партии и предпочитает молчать о своей молодости… Но, не суть. Что есть, по Марксу, критерий истины?

— Практика, разумеется, — удивленно ответила Ульяна, недоумевая, почему допрос окончательно превратился в экзамен по обществоведению.

— Так вот, практика жизни в старой России отличалась от Ваших слов. Вот, возьмите хотя бы пример моей семьи, пример не из новых времен, а из довольно давних. Прадед был мелким купцом из провинциального городка. А его сын стал генералом, графом, фактическим начальником всего военного строительства огромной империи…

 Продолжение следует…