Цвет от минералов – свет от Куинджи

Потребность в творческом самовыражении может настигнуть человека в любой момент, вне зависимости от возраста и профессии. Судьбы художников складываются по-разному: кто-то последовательно проходит весь путь от специализированной школы до училища или института. Кто-то хранит зерно таланта до той поры, когда оно накопит достаточно сил, чтобы вырваться наружу и изменить жизнь человека радикальным образом. А для кого-то этот дар – одна из многочисленных наград природы, и он развивает их в полной гармонии, как ветви одного дерева.

Мы беседуем с Нонной Николаевной за чаем в её уютной квартире,

в окружении книг, картин и… фиалок.

– Очень люблю фиалки. Они, конечно, требовательные, но это – сильное увлечение… Фиалки и живопись.

– Давно ли Вы занимаетесь живописью?

– Именно маслом стала писать не так давно. Но с детства хорошо рисовала, мне это всегда очень нравилось. А, поскольку папа (Николай Васильевич Акимов, полковник ВВС СССР) был военным, и мы нигде подолгу не останавливались, переезжая из гарнизона в гарнизон, я меняла разные школы и больше двух лет нигде не училась, да и художественные школы были далеко не везде… В Гатчинском товариществе художников состою не так давно. Вступила как раз перед тем, как началась пандемия. Живопись для меня – хобби, увлечение. Это – не моя специальность.

– Вы любите путешествовать?

– Вы задали такой вопрос… Я не просто люблю путешествовать. Я – геолог. Правда, ещё в школе очень увлекалась химией. Хотела получить именно эту специальность. Поступить на химический факультет не удалось, и я начала учиться на другом, геологическом, где были такие же предметы, надеясь впоследствии перевестись на избранную вначале специальность. Но, оказавшись в молодом, задорном коллективе, где нас сразу же приучили к природе, я осталась в нём. Чему очень рада: думаю, это была судьба. И мужа своего я там же встретила.

Работали в Саянах, на Алтае: там мы занимались разведкой одного из крупнейших месторождений железа при Абакан-Тайшетской магистрали («Трасса мужества», как её ещё называли). Именно тогда вертолёты, которые делали облёты территории, увидели поселение староверов Лыковых. Потом о них была сделана целая серия публикаций журналистом Василием Песковым. После того, как это месторождение мы сдали в эксплуатацию, нас пригласили работать на Дальний Восток, в Дальневосточное управление, которое располагалось в Магадане.

В довоенное время там было открыто много месторождений (в том числе, золота), которые очень помогли нам в годы Великой Отечественной войны. Песчинки золота располагались между коренными месторождениями, и не хватало специалистов, которые бы этими коренными месторождениями занимались. Мужа пригласили работать в это управление, руководить экспедицией, которая была организована для разработки этого месторождения. Таких месторождений в России почти не было…

Профессия геолога была одной из уважаемых в середине ХХ века. Овеянная ветром романтики открытий и путешествий, простора и свободы. Это не проходит бесследно. Сколько знаю геологов, давно уже сменивших профессию, как правило, в «лихие 90-е»: они всё такие же молодые душой и романтики, по сути. Да ещё и генераторы жизненной энергии. С ними не загрустишь. И все – склонны к творчеству. Кто – к песенному, кто – к изобразительному… И дело не в притяжении противоположностей, как у физиков с лирикой. Здесь – гармония. Взгляните на живопись Нонны Николаевны. В каждой картине сияют неповторимые краски самоцветов и горных разломов, какими их видит и восхищается профессиональный геолог. Сказка, увиденная глазами Данилы-мастера. На одной полке – кристаллы и куски пород, минералов, на другой – альбом Николая Рериха.

– Это – один из Ваших любимых художников?

– В его картинах ощущается такая свобода!

– Вы выбрали непростой путь…

– Да. Север, трудности, мужская специальность, рождение сына… Но это – судьба. У нас ведь получилась династия: муж, сын, внук – все геологи.

И все увлечены живописью.

Поскольку я с детства занималась рисованием, черчением… не было же тогда Интернета, все зарисовки, чертежи делали вручную… Я возглавляла картографическую группу: сама составляла карты, планы, разрезы. Поэтому у меня рука была набита настолько, что мы составляли даже 3D проекты вручную. Кстати, эти графические материалы были представлены в Госкомиссию и успешно прошли апробацию, а разработка месторождения получила высокую оценку Министерства.

Нонна Николаевна показала один из таких рисунков: чёткие линии, обозначающие положение и характеристики месторождения. Аккуратно, уверенной рукой выведены все изгибы, все особенности ландшафта. Теперь это, вероятно, под силу только компьютерной программе. А рядом с рисунком – изящные африканские статуэтки, традиционные «головы» и фигурки животных.

– Как Вы оказались в Африке?

– По направлению Министерства геологии СССР. После Дальнего Востока, в 1980-х годах, моего супруга – Георгия Петровича Дёмина – пригласили для работы на одном из месторождений в Мали в качестве руководителя группы советских геологов.

Три года мы пробыли там, пролетели они незаметно. Африка на меня произвела неизгладимое впечатление. Было прекрасное общение и с нашими, и с местными специалистами… Я вообще человек ужасно любопытный, люблю знакомиться с людьми. Мы объездили всю Россию… И по Европе путешествовали.

– Но, в конце концов, Вы обосновались в Гатчине.

– В 1990-х годах мужа пригласили работать сюда, на Северо-Запад,

в качестве эксперта, в новое коммерческое предприятие «Полиметалл». Вот так и оказались здесь. Мы обосновались в Гатчине, я влюбилась в этот дом, место, примыкающее к дворцовому парку. Поступила на курсы и стала работать внештатным экскурсоводом в Гатчинском дворце. Нас обучали очень сильные методисты. Мы постоянно ездили в разные музеи Петербурга, изучали экспозиции. От нас требовалось доскональное знание не только тех предметов, о которых мы рассказывали, но и знания по истории искусства, судеб памятников дворца: с чем они были связаны, с какими событиями. Мы должны были знать коллекции петербургских музеев, чтобы грамотно отвечать на вопросы экскурсантов, помогать им ориентироваться в дальнейшем маршруте.

На стенах квартиры я увидела замечательные образцы китайской живописи: ветки и цветы мэйхуа, журавли с вплетёнными в композицию иероглифами.

– Неужели и это – Ваши работы?

– Мои. Должность внештатного экскурсовода давала определённую и необходимую мне свободу. И, когда я оставила эту работу, то смогла всё свое время посвятить живописи. Это меня спасло, когда постигло большое горе – умер мой муж. Я просто ушла в искусство. В те годы я увлеклась восточной живописью, которая была в своё время очень хорошо представлена во дворце. Я посетила несколько мастер-классов по живописи гохуа у Виталия Близнецова в Петербурге. Меня захватило это видение дали, перспектив… Журавли, кстати, были одним из моих любимых мотивов… Близнецов меня отметил, хвалил за твёрдость руки. Потом, когда я уже начала писать маслом, эти опыт и впечатления сильно повлияли на меня. Нашли отражение в моих работах.

– Теперь Вы отдаёте предпочтение технике масляной живописи.

Но ведь она – очень сложная, требует особого обучения. Как Вы решились на такой шаг?

– Да, действительно, работать маслом оказалось для меня более сложным делом. Но эта техника позволяла маневрировать, исправлять неточности. Училась самостоятельно, с помощью мастер-классов по Интернету, читала книги, пособия… Последние десять лет я занимаюсь именно масляной живописью. Даже одну из своих комнат приспособила под мастерскую.

– Вы активно участвуете в выставках, и, наверное, не только в Гатчине? Я вижу за стеклом диплом и приз одного из международных конкурсов.

– Стала участвовать в выставках. Меня хвалили, но мы общались достаточно тесным кругом, друг друга уже знали хорошо. Ну, хвалят и хвалят, а уровня я своего не знаю, мне захотелось независимой оценки.

И, когда увидела в 2020 году в Интернете приглашение на участие в ежегодном онлайн-конкурсе талантов Golden Time Talent (международный конкурс для творческих людей в разных областях искусства), я решила попробовать и приняла участие, послала свои работы и вышла в полуфинал. Мне хотелось узнать от специалистов, каков мой уровень.

Из 100 баллов я набрала, кажется, 84. Меня это удовлетворило и придало уверенности. Меня снова пригласили, и я приняла участие в этом конкурсе ещё раз, в январе 2022 года. В феврале получила известие, что я вышла в финал, а вскоре сообщили, что все российские художники отстранены от дальнейшего участия в конкурсе. А я подумала: «Я вышла в финал! Ну и слава Богу! Я узнала свой уровень, и мне этого достаточно».

Для самооценки. Но дипломы прислали. Конечно, было приятно… А потом снова пригласили поучаствовать – уже в выставке финалистов, сначала в Киеве, а потом в Лондоне.

Взгляд не мог оторваться от южного пейзажа («Красный камень»,

2024 г.), поманившего цветом и почти осязаемым ароматом пряного крымского лета. Свет, казалось, выходил из камня, преломляясь в бокале, и наполняя его янтарным теплом.

– Расскажите о Гурзуфе. У вас к нему особое отношение?

– Была на пленэре, сама туда попросилась… Поскольку я – музейный работник, мне разрешили быть там столько, сколько я захочу. Сделала вначале эскиз, слегка набросала бухту, в которой был Пушкин. Эта знаменитая скала. Была там примерно три года тому назад, и в этом году тоже поехала, но уже слегка в межсезонье, весной. Ещё не купались, но можно было гулять. Одну из первых прогулок я совершила к этой скале.

Я очень давно была в Гурзуфе, мы ездили туда с папой, там был военный санаторий. Эти воспоминания детства у меня остались, и в этот раз возникла некоторая ностальгия. Поэтому специально поехала туда.

А дальше заработало моё воображение.. И добавила бокал с этим замечательным массандровским вином «Белый мускат красного камня»…

– Давайте поговорим о свете. Ваша живопись многослойна, в работах последних лет вы стремитесь к особому стилю – передаче света как бы изнутри картины.

– Наверное, во многом – это влияние Куинджи… Когда привезли выставку его картин в Русский музей, я не могла от них оторваться. Была возможность подойти поближе и рассмотреть каждый штрих. Меня интересовало, как ему удалось передать этот лунный свет. И я потом стала пробовать передать это удивительное сияние.

Ночное море, всегда неспокойное, в волнах которого неистово пляшет лунный свет – одна из безусловных удач художника.  Шторм – природное явление, но драматизм – человеческое. «Маяк в полнолуние» (2020), «Мыс Фиолент» (2021), «Балаклавские дельфины» (2024) являют собой воплощённую квинтэссенцию страсти, трепета и восхищения одновременно. В «Приорате» (2024) замечательно воплощен контраст ночного неба с его динамичной спиралью облаков и застывшей водой озера, отражающей лунный свет: два мира, противоположных друг другу. В пейзажах последних лет художнице удалась передача не только световых рефлексов на воде: она применила, по-своему, метод изображения “свечения изнутри” – путём достаточно сложного наложения слоёв краски. Она подошла к этому интуитивно. И её живопись получила необходимую глубину и законченность. Декоративность уступила место философии, передаче своего восприятия и понимания окружающего мира. И не только в пейзажах. Этой чертой отмечены её работы и в других жанрах: натюрмортах и портретах.

– Люблю писать портреты… Я часто делала наброски просто карандашом. Потом стала писать портреты своих близких. Например: это – мой внук, он тоже геолог, сейчас работает на Камчатке. Вот – портрет мамы… А это – автопортрет. Делала наброски своих друзей, а также артистов.

Я – фанат замечательного танцовщика Сергея Полунина, и, конечно, не могла не написать его. Когда он выступал в Севастополе, сделала его портрет на билете и подарила ему прямо на сцене. А потом уже закончила картину.

Художники бывают профессиональные и непрофессиональные, любители. Меня радует, что отношение к последним активно меняется в лучшую сторону. Ведь, если честно, критерий состоятельности художника для всех один: умение выразить свой внутренний мир и заразить своей радостью, болью, надеждой зрителя, не оставить его равнодушным (речь, разумеется, идёт не о вкладе в историю мирового искусства, это – другая тема). Согласитесь, сколько раз замечали: идеальный рисунок, безупречная композиция, прекрасный колорит, а картина – не живёт? В лучшем случае ей уготована судьба добротного элемента интерьера. Потому что в ней нет личности автора, его эмоций, сомнений, счастья, страсти.

Не случились контакт со зрителем и его развитие. А сколько признанных впоследствии шедевров оказались написанными ещё до того, как ставшие ныне легендами художники смогли получить специальное образование? Вот то-то.

Когда я смотрю на картины Нонны Николаевны, то хочется сразу сказать: «О да, это – она! Это её рука – в движении кисти, в барочном буйстве фактуры. Это – её характер, её жизнеутверждающая энергия, её мир, её душа, готовая удивляться каждому моменту и восхищаться им!»

Натали ЛАМОНТ,  журналист, искусствовед

На верхнем фото:  Нона Дёмина с призом Golden Time Talent

 

Справка

 Нонна Николаевна Дёмина – член Гатчинского товарищества художников с 2020 года. Окончила геолого-географический факультет Ростовского государственного университета. В 1970-80-е годы работала полевым геологом в Сибири, затем – руководителем группы подсчёта запасов золота на одном из месторождений на Дальнем Востоке. Награждена Почётной грамотой Министерства геологии СССР. Ветеран труда федерального значения.