Home » N.B! Тема » «Стоит обелиск печальный в курортном посёлке Вырица…»
Памятник малолетним узникам в Вырице

«Стоит обелиск печальный в курортном посёлке Вырица…»

(Жизнь и судьба Б.В. Тетюева)

В прошлом году исполнилось 105 лет со дня рождения Бориса Тетюева. Борис Васильевича был директором Вырицкой школы №2. Этот человек обладал добрым сердцем и огромной любовью к детям.

Многие годы своей жизни он посвятил краеведению Вырицы. Именно Борис Васильевич начал первым изучать страшную историю вырицкого детского концлагеря. Ему мы обязаны тем, что в посёлке «стоит обелиск печальный».

— Сейчас о детском концлагере есть много информации, есть книга С.И. Дмитриевой «Это было в Вырице», есть стихи поэта А. Молчанова.  Но мы совсем мало знакомы с судьбой человека, открывшего для нас страшные факты оккупации Вырицы, — говорит Светлана Николаевна Корешкова, директор народного музея «41-й стрелковый». — Мне захотелось больше узнать об этом замечательном человеке, всем сердцем любившим наш посёлок, где он прожил полвека. Знакомство с сыном Бориса Васильевича Тетюева — Александром Борисовичем, проживающим в городе Боровичи Новгородской области, позволило мне глубже окунуться в историю этой семьи. Я благодарна Александру Борисовичу за ту информацию, которой он поделился со мной об отце и с большим желанием хочу донести её до читателей.

Семья

— Мой отец, Тетюев Борис Васильевич, родился 2 августа 1915 года. Его отец — Василий Максимович — работал приказчиком в сельском магазине. Во время Первой мировой войны был призван в армию и примерно в 1916-1917 годах пропал без вести. Поэтому моя бабушка — Надежда Максимовна — воспитывала папу и двух его сестёр, Людмилу и Юлию, одна. Чтобы как-то выжить, она со своими детьми вынуждена была вернуться на хутор к своему отцу — сельскому учителю Максиму Базову.

Борис Васильевич Тетюев

Борис Васильевич Тетюев

Землю под хутор прадед   получил от крестьян за то, что после отмены крепостного права нарезал для них землю в селе Ерга (ныне село Воскресенское Череповецкого района Вологодской области). На хуторе, названном «хутор Красное», прадед построил дом, вёл хозяйство: сеял хлеб, держал скотину, вырастил сад. Но, в основном, учительствовал — обучал грамоте крестьянских детей. У моего   прадеда была огромная, по нынешним меркам, семья: то ли 17, то ли 19 душ детей, большинство — девочки. Моя бабушка Надежда Максимовна была из младших. Увы, большинства моих двоюродных дедушек и бабушек я не знаю и никогда не видел.

Детство моего папы было не очень счастливым. Он рос без отца. Дед последний раз был в краткосрочном отпуске в семье где-то в конце 1916 года. Возвращался к месту службы через Петроград, в тот период уже бурлящий. По всей видимости, там он и пропал.  Так что папа рос в семье моего прадеда.  По его воспоминаниям, прадед Максим любил и даже баловал внука, а вот прабабушка была весьма строгой. Старшие сестры отца — тётя Люда и тётя Юля, как более взрослые, помогали маме и бабушке по хозяйству. Малолетнего Бориса бабушка с утра выставляла на улицу, чтобы не вертелся под ногами и не мешал работать. Папа часто вспоминал, как в одной длинной рубашонке и босой он ранней весной сидел и грелся под утренним солнышком на завалинке дедова дома, и с нетерпением ждал, когда бабушка позовёт его в дом завтракать.

Где-то в начале коллективизации прадед скоропостижно умер. Прабабушка пережила его совсем немного. И моя бабушка с тремя детьми осталась на хуторе одна. В селе был организован колхоз. Бабушка, как и все односельчане, в него вступила. В колхозе было решено завести на хуторе Красном пасеку. Видимо, по доброй памяти сельчан к прадеду, колхоз назначил бабушку пчеловодом и отправил учиться на соответствующие курсы, которые она окончила и работала пчеловодом до нашего отъезда из Ерги. Я и сейчас помню ульи перед нашим домом в Ерге и бабушку, которая ходит между ними с дымарём в белом халате и сетчатой защитной маске.

Старшие сёстры отца уехали учиться в Череповец. Старшая, тётя Люда, получила сельскохозяйственное образование и вышла замуж за Александра Александровича Трошичева, ставшего довольно успешным художником. Средняя, тётя Юля, училась в Череповецком педагогическом училище и   посоветовала папе поступить туда же. Впоследствии тётя Юля — Юлия Васильевна — окончила матмех Ленинградского университета, участвовала перед войной в разработке «Катюши», пережила блокаду, защитила диссертацию и долгие годы преподавала сопромат и математику в различных   военных вузах Ленинграда.Родители Бориса Тетюева, Надежда и Василий Тетюевы

Отец окончил училище по специальности «учитель труда» и был направлен преподавателем в г. Мончегорск. Там он работал до призыва в армию. В те годы Мончегорск только строился, стране была нужна медь. Так что город был молодой, интересный. Папа часто вспоминал его с теплотой и любовью.

Срочную службу отец проходил под Ленинградом в зенитной артиллерии. Там, по всей видимости, и окончил курсы офицерского состава и по демобилизации получил звание младшего лейтенанта. После армии отец вернулся к матери на хутор в село Воскресенское (официальное название села Ерга), которое к тому времени стало райцентром Петриневского района Вологодской области. Работал учителем географии в Воскресенской средней школе. Дом прадеда, который стоял на хуторе Красном, отец перевез в село.

Наш дом был самый крайний, последним на одной из пяти улиц села. Эта улица переходила в дорогу, которая недалеко от нашего дома, уже за селом, расходилась на две — на Кириллов и на Белозёрск. Между нашей улицей — «краем», как было принято называть, и следующей, которая была центральной улицей села (там находились все учреждения райцентра — райком, администрация и др.) располагался склон довольно высокого, но пологого холма. На его вершине, на пересечении всех пяти краёв, когда-то находился главный храм села. При мне его уже не было. Купол был снесён. Осталось только нечто в форме куба, где был оборудован кинотеатр. Отец рассказывал, что жители неоднократно пытались разобрать это строение на кирпичи, но старая кладка никому не поддалась!

Разрушили эти остатки храма в 1990-е годы. Увы, без этой центральной точки село как бы перестало быть чем-то целым. Да и жизнь в нём постепенно угасала. Недалеко от церкви находился комплекс школьных зданий. Какая там была фисгармония! Когда я с папой приходил в школу, директор Арсений Викторович разрешал мне извлечь с помощью этого загадочного для меня сооружения несколько чудесных звуков. К школе от нашего дома по склону холма вела тропинка. По ней мои папа и мама ходили на работу, а зимой я катался вдоль неё на лыжах. От дома, правее основной дороги, через перелесок и небольшую речушку, лежала дорога на прадедовский хутор Красное. Хутор, его поля и оставшиеся сараи были видны из окон нашего дома. Летом на хуторе, в первые годы моего детства, ещё стояла бабушкина пасека и она всё лето жила там.

Орден Красной Звезды

— С началом Великой Отечественной войны отца, как и многих других мужчин, призвали в армию. Его, как офицера-артиллериста и учителя по профессии, направили в учебную часть. Часть дислоцировалась в одной из советских республик средней Азии, скорее всего, в Узбекистане. Часть готовила для фронта командиров противотанковых орудий. В «учебке» обучались призванные в армию жители среднеазиатских республик из числа грамотных. Это были, как рассказывал отец, председатели местных колхозов. Прибывали в часть они в халатах и тюбетейках, и оставались в таком «обмундировании» практически весь период обучения до отправки на фронт. Время было тяжёлое, на всех даже шинелей не хватало. Благо, тепло в тех краях было почти круглый год.

Кормили в тылу не очень. Бойцы в тюбетейках и восточных халатах голодали и всеми способами стремились «подхарчиться». На их беду и беду моего отца, вблизи от места их занятий частенько появлялись местные жители на осликах с тюками урюка. Увидев такого наездника, бывшие председатели стихийно прекращали занятия и кричали: «Урюк бар?» Услышав в ответ заветное «Бар!», подобрав полы халатов и зажав в руках деньги, бежали за заветным урюком и тут же его съедали. К санитарии в тех краях отношение весьма своеобразное, так что в толпе голодных мужиков говорить о гигиене было некогда.  Потому, наряду с обучением новобранцев артиллерийскому делу, отцу приходилось всерьёз заниматься состоянием их здоровья и обучением основам личной гигиены.

Жизнь и служба в учебном полку отцу быстро показалась слишком скучной и монотонной. Он стал писать рапорты с просьбой направить его в действующую армию на фронт. Но фронту были очень необходимы обученные солдаты, и рапорты отца оставались неудовлетворенными. Чтобы хоть как-то разнообразить жизнь и занять свободное время, папа стал проводить его в артиллерийских мастерских полка, где наряду с отечественными орудиями находились несколько трофейных немецких пушек. Как говорится, от нечего делать стал осматривать и изучать. Освоил их работу и обращение с ними.

Минула кровавая Сталинградская битва. Наступил 1943 год. И командование, наконец-то, направило отца в действующую армию, в одну из частей Брянского фронта. Лейтенант Тетюев Борис Васильевич прибыл в часть в начале 1943 года. О первых днях на фронте отец рассказывал немного. Из его рассказов я помню только, что у него был конь, этакий конёк-горбунок, монгольский жеребец небольшого росточка, весь покрытый рыжей густой шерстью. Очень преданный и ходивший за папой буквально по пятам. Как-то раз он проследовал за папой по лестнице на второй этаж дома, где проходило совещание офицеров, чем очень удивил присутствующих. В общем, отец воевал, как все остальные. Видимо, были бои, марши по прифронтовым дорогам, бомбёжки, обстрелы. Обычные военные будни. Главные события знаменитой Курской битвы были впереди.

В один из таких дней папина батарея вступила в бой с танковой группой немцев. Танки поддерживала немецкая пехота. 4 танка батарея подбила, но при этом сама сильно пострадала. Почти весь личный состав вышел из строя. Все наши орудия тоже были выведены из строя, стрелять из них оказалось невозможно. А немецкие танки продолжали наступать. Однако недалеко от расположения батареи перед линией фронта папа ещё до начала боя заметил несколько брошенных немецких орудий и с двумя уцелевшими бойцами переполз к ним. Направил одну из пушек на немецкие танки, зарядил орудие и выстрелом подбил один фашистский танк, затем второй. По нему открыли огонь, отца ранили в левую руку. Рука оказалась перебитой выше локтя. Папа лежал раненый на земле, прижав к груди трофейный автомат.

Дальше приведу его рассказ: «Лежу. Вижу, в мою сторону идёт немец, рукава по локоть закатаны, в руках автомат. Я не шевелюсь, притворился мёртвым. Он подошёл, посмотрел на меня. Видимо поверил, что я мертвый и повернулся дальше идти. Тут я его и полоснул из автомата».

За этот бой мой отец, Тетюев Борис Васильевич, был награжден орденом Красной Звезды.

«Тетюев Борис Васильевич, 1915г.р.

Звание: лейтенант

В РККА с 29.07.1941г.

Место призыва: Петриневский РВК Вологодская обл. Петриневский р-н

Место службы: 30 олбр БрянФ

Дата подвига: 21.03.1943г.

Номер записи 47084999

 Лейтенант Тетюев, будучи командиром батареи 45 мм пушек 30 отд лыжной бригады, участвовал в наступлении западнее г. Дивны.  Огнём своей батареи вместо с частью, не давая передышки, преследовал отступление противника. За хорошее несение службы имел ряд благодарностей из частей.  Будучи в обороне города Севска, батареей лейтенанта Тетюева была отбита танковая атака противника и подбито четыре танка. В ходе дальнейших   действий лейтенанту Тетюеву было приказано лично открыть огонь из трофейного противотанкового орудия, которое находилось перед передним   краем обороны нашим войск. Лейтенант Тетюев с 2-мя бойцами своей батареи открыл огонь из трофейного орудия, уничтожив до 10 гитлеровцев, вступив в единоборство с 2 танками, был тяжело ранен 21.03.43г. После излечения признан не годным к военной службе. Инвалид 2 группы. В настоящее время работает преподавателем географии Воскресенской средней школы. К работе относится добросовестно.

За участие в боях по защите Родины и получение при этом тяжёлого ранения, ходатайствую о награждении лейтенанта Тетюева Б.В.  орденом «Красной Звезды».

 Командир А/С капитан АКИЛОВ,       

22 августа 1944 года»

С поля боя отца вынесли, и с попуткой отправили в тыл, в госпиталь. Посадили в кузов машины с пустыми бочками из-под бензина и повезли.  По дороге — авиационный налёт, бомбёжка. В бочки попал осколок, остатки бензина вспыхнули. Раненая рука помешала отцу быстро выскочить из кузова, и он сильно обгорел. Особенно пострадала спина, которой он опирался на бочки. Ранение и ожоги оказались серьёзными.  В прифронтовом госпитале отца перевязали, погрузили в санитарный эшелон и отправили   в тыл.

В тыл эшелон двигался медленно, пропуская встречные, следующие к фронту — с войсками и техникой. К концу недели у отца начала подниматься температура, видимо, началась гангрена. С многочисленными ранеными не очень-то и цацкались: умрёшь — так умрёшь, выживешь — так выживешь. У папы сохранились при себе часы, и ему удалось уломать доктора за эти часы дать ему пенициллин и доехать остаток пути живым. В госпитале отец пробыл довольно долго. По выписке, уже в 1944 году, был признан негодным к военной службе, получил инвалидность 2 группы и вернулся домой — в Ергу.

Прощай, малая родина!

— Отец опять стал работать в школе, учить детей географии. В 1946 году отец женился на моей маме, Тетюевой (Смирновой) Елизавете Ивановне, в этом же году на свет появился и я.

Мои предки по материнской линии были крепостными. Моя мама — старшая дочь гончара Смирнова Ивана Ивановича и крестьянки Екатерины Филатовны, живших в д. Некрасово в 4 км от Ерги. До войны это была большая деревня — около полусотни дворов. Война выкосила практически всех мужчин деревни. К концу 1950-х годов там оставалось всего 5-7 жилых домов. Сейчас деревня умерла окончательно.

Мама окончила до войны 10 классов и в 1940 году поступила в Ленинградский педагогический институт им. Герцена. В августе 1941-го ей, студентке 2-го курса, нужно было прибыть на практику в Вырицкую биостанцию института. Война уже шла, но она на последнем поезде, доехавшем до станции назначения, прибыла в Ленинград, где и осталась выживать в первую блокадную зиму. Её вывезли по льду Ладоги зимой 1942 г. Первым, кого она встретила в родной деревне, оказался родной отец, мой дед Иван Иванович. Она, расплакавшись, бросилась к нему. Старик дочку не узнал. Мама, чуть окрепнув, стала работать в Воскресенской начальной школе. После войны она закончила педагогическое училище в Вологде и работала учителем начальных классов до пенсии.

В 1953 году отца, тогда уже члена партии, руководство Петриневского РОНО решило направить директором в отдалённую школу в 30 км от Ерги по Белозёрскому тракту. Все доводы об инвалидности, т.к. его левая рука практически не работала, об отсутствии там жилья, об уже престарелой матери, жене и ребёнке, о болезнях, которые всерьёз тогда начали беспокоить папу, во внимание не принимались. Встал вопрос, либо об исключении из партии, либо об увольнении. Последнее было более рациональным и правильным решением. Отец покинул школу и уехал в Ленинград, где жили его старшие сёстры. Они как-то помогли ему устроиться на работу в Вырицкую школу № 1 — воспитателем в общежитие для старших школьников.

Мама, я и бабушка Надежда Максимовна остались в Ерге. Мама тогда была беременна моим младшим братом Сергеем. Несмотря на это, её лишили класса и оставили практически без работы. Спасибо Арсению Викторовичу — директору школы. Вопреки желанию РОНО хоть как-то ещё наказать непокорного учителя, он дал маме часы черчения в 5-7 классах и принял её на работу школьным библиотекарем. Весной папа приехал. Началась подготовка к переезду. Помню, как мы продавали нашу корову Липу, как продавали дом, как собирали вещи и грузили их в контейнер.  Все, прощай Ерга!

Новый дом

— В Вырицу мы приехали в конце августа 1954 года. Маму взяли на работу учителем начальных классов 3-ей школы, дали ей первый класс.  Папа по-прежнему оставался воспитателем школьного общежития для старшеклассников, начал преподавать географию в 1-й школе и был там классным руководителем 8 класса. Жили мы в том же общежитии, где папа был воспитателем. Школа снимала частный дом на ул. Льва Толстого. Проживали там мальчики старших классов (8-10) из деревень и посёлков, где были только начальные школы и семилетки: Введенское, Новинка, Слудицы, Чаща и др. Девочек почему-то не было.

Семья наша — бабушка, папа, мама, брат Сергей и я — жили в комнате площадью 12 кв.м. Там была печь с плитой. Я, как почти взрослый, спал в комнате с ребятами, проживающими в общежитии. Питались они кто как, кто что из дома привезёт. Помню, что однажды бабушка варила им картошку, а как один из ребят решил померить температуру картошки медицинским градусником. Потом собирал из картошки капельки ртути. Помню, как маленького Серёжу ребята по очереди качали на пружинном матрасе кровати, с помощью привязанной к нему снизу за веревочку доски. Малыш взлетал почти до потолка. Были и другие развлечения. В общем, в будние дни жизнь текла весело. А по субботам ребята разъезжались по домам до понедельника и становилось скучно.

К весне отец решил вопрос о выделении ему участка под строительство дома. Остановились на приобретении тогда ещё совсем непривычной новинки —  сборного щитового дома. Решающими факторами такого выбора стали, наверное, цена и практически полная комплектация   дома. Стоил такой дом по тогдашним деньгам 20 000 рублей. Не очень и дёшево! Но зато в комплект входило всё, что было необходимо. Вот только специалистов по сборке таких домов в Вырице было не найти. Одним словом, наш дом был в числе первых «финских» домов. Поэтому ошибок при его сборке было сделано множество. Зато потом отец стал довольно хорошим специалистом по этой части, и в бригаде из таких же, как он, коллег-учителей собрал в Вырице не один стандартный дом.

Тогда учителям платили мало. Правда, отношение к ним было более уважительное. Да и учителя были всё же другими. Необходимость постоянной физической работы и связанные с этим нагрузки практически вылечили отцу его больную руку. К началу 1960-х годов руке практически полностью вернулась работоспособность, хотя она до конца жизни у отца постоянно мерзла.

Весной отец привёз бревна для обвязки, и я после школы ходил топориком корить их. Папа прибегал на переменах из школы их переворачивать. У меня для этого силёнок ещё не хватало. Благо участок нам выделили рядом с первой школой на тогда ещё Сквозной (ныне Ефимова) улице. В мае дом быстро собрали. На лето общежитие на Льва Толстого должны были освободить и нам жить было негде. Фундамент заливать было некогда. Отопление устанавливать тоже. Поэтому дом   первоначально стоял на сложенных в квадраты чурбаках, которые школа выделяла учителям на дрова. Поскольку сборка финского щитового дома была делом для всех абсолютно новым, нанятые отцом плотники твёрдо следовали чертежам, а в непонятных случаях действовали по своему разумению. Особенно не повезло с кровлей. Никто сроду не видел квадратных шиферных пластинок и предлагавшимся к ним медным, вроде бы, гвоздикам с нержавеющими шляпками. Гвозди не хотели никак заколачиваться в опалубку, плитки с крыши съезжали.  В общем, кое-как покрыли, но в первую же зиму полкрыши на нашем доме съехало на землю вместе со снегом!

К осени 1955 года мы залили под домом фундамент, в сентябре нашли специалиста, который установил котёл, трубы отопления и батареи. И окончательно поселились в своем новом доме. Примерно в те же годы в школах СССР опять ввели уроки труда. Я тогда учился в четвёртом классе, это был 1957 год. Отцу пришлось вспоминать свою первую учительскую специальность. В школе появился класс с верстаками и даже с токарным станком по дереву. За год до этого события старшеклассников учили управлять трактором на школьном дворе, а на летних каникулах в п. Антропшино был организован трудовой лагерь учеников 1-ой Вырицкой школы. Отец и ещё ряд учителей организовали там быт и трудовую деятельность школьников. В лагере было три смены. Продолжительность каждой смены была около месяца. Всё прошло вроде бы удачно, но на следующий год папино начинание своего продолжения не получило. «Наверху» было принято решение обучать детей в советских школах реальным трудовым профессиям. В нашей школе для девочек этой профессией стала профессия ткачихи, для мальчиков — токарь по дереву.

Пользуясь тем, что учителем труда у нас в школе был мой отец, я в четвертом и в начале пятого класса частенько пробирался в кабинет труда и через некоторое время уже довольно уверено, правда, не очень качественно, мог выточить нечто похожее на матрёшку. Но радость моя быстро закончилась. В начале 1957 учебного года отца назначили директором Вырицкой школы №2, тогда ещё семилетки. А учить географию у папы, быть его учеником я имел счастье раз или два. Уже в середине сентября 1958 года он стал директором и из нашей школы ушёл. Моему младшему брату повезло больше. Его перевели в папину школу сразу после начальной — в пятый класс. К тому времени школа №2 стала средней. Зато мне больше повезло в том, что я после окончания 8-го класса каждое лето работал вместе с отцом. В эти годы отец принял решение переделать наш финский домик. На начальном этапе на помощь отцу пришли его коллеги-учителя, с которыми он собирал щитовые дома. Основные дела, в которых требовалась мужская сила, были выполнены быстро. Окончательно ремонт мы закончили с отцом уже на следующий год.

Именно эти годы особенно сблизили нас с отцом. Я стал относиться к папе совершенно по-другому. Почувствовал в нём не только отца, но и друга, товарища, стал лучше его понимать и чувствовать глубже его отношение, его любовь ко мне. Именно тогда он привил мне привычку к простому труду, научил основным навыкам плотницкого и столярного мастерства.

Во время учебного года я иногда заходил в папину школу. Признаюсь, делал это не очень охотно. Видимо, своим поведением и своим видом боялся подвести отца. В школе он был для меня слишком официален, немного даже чужой, совершенно не похожий на моего близкого и доброго папу, как у нас дома. Его вид требовал к нему особенного отношения, именно как к учителю, как к директору. А вот провожать или встречать его по дороге с работы мне очень нравилось. Приятно было практически молча идти рядом с ним, приноравливаясь к его быстрому широкому шагу. Приятно было просто находиться рядом с ним!

Наверное, поэтому я знаю о событиях в отцовской второй школе немного, в основном, из разговоров о работе отца с мамой. А вскоре я стал студентом и стал общаться с папой меньше, в основном, летом. У меня были каникулы, у папы отпуск. Я, по мере возможности, помогал папе как в домашних делах, так и по работе: ходил пару раз с его школьниками в поход, помогал в работах по ремонту школы. Именно тогда была организована папой деятельность по изучению военной истории Вырицы.

Детский лагерь в Вырице

Стоит обелиск печальный в курортном посёлке Вырица.

Склонись пред ним в молчанье, пусть горечь слезами выльется.

 Что скрыто за врезанной в камень суровой немногословностью:

«В память убитых врагами Детей Ленинградской области».

Сюда, в дачный рай притихший, свезли со всей ленинградчины

Четыреста с лишним детишек, не ведавших, что им назначено.

Их ждал здесь концлагерь «Донер», спецлагерь «ДОНЕР-Тринадцатый»

В нём каждый узник был донор — с шести лет до двенадцати.

Раненым гансам и фрицам нужна была кровь экстра-качества,

И   здесь господа арийцы её у детей выкачивали.

О, сколько же перелили солдатам врага детской кровушки!

А юные доноры гибли, увянув, роняли головушки.

Страшная память не скоро из этого места выветрится

Спаслись живыми лишь 40 из лагеря «Донер» в Вырице…

Отец Серафим, священник, их спас от участи грозной…

Он немцам при посещении солгал, что барак тифозный…

Полвека прошло, но порою к нам тянет былых захватчиков,

Быть может, текущей в них кровью девочек наших и мальчиков.

Да, время летит над миром и многим уже не верится

Ни в гитлеровских вампиров, ни в их изуверства в Вырице.

Храни, обелиска камень, слова печальной суровости

В память убитых врагами детей Ленинградской области.

А. Молчанов

Перезахоранение детей в Вырице

30 августа 1941 года фашистские войска вошли в Вырицу. Место им понравилось, и летом 1942 года в Вырице на базе дома отдыха Ленинградской швейной фабрики им. Володарского создаётся детский концлагерь — лагерь принудительного труда для советских детей. Фашисты не афишировали «учреждение». Говорили о «детском доме», так он проходил по документам. «Приют» тайно просуществовал до конца 1943 года. Оккупационные власти насильно свозили туда детей из зоны ожесточенных боёв на линии Шлиссельбург-Мга. Советские дети были донорами крови для раненых и больных немцев.

Об этом долго молчали и, может быть, до сих пор мир не узнал бы о детском лагере в Вырице, если бы не доброта и любовь к детям Бориса Васильевича Тетюева, фронтовика, раненого в Курской битве летом 1943 года.

Девочка у памятника в Вырице

Правда о лагере выплыла после постройки гидроэлектростанции на реке Оредеж, когда поднявшаяся высоко вода стала подмывать берег, и местные ребята время от времени находили останки — хрупкие косточки умерших в лагере детей. Этим фактом и заинтересовался директор Вырицкой школы №2 Борис Васильевич Тетюев. Ему удалось выяснить, что Вырицу в январе 1944 года освобождала 72-я дивизия. Разведчик Григорий Кузьмич Петрук рассказал ему, как солдаты обнаружили дом с 50-ю измученными детьми. Дети были найдены в доме на углу Коммунального проспекта и улицы Кирова. Сам лагерь располагался в другом месте, в лесу на другом берегу р. Оредеж, почти напротив Казанской церкви.

Борис Васильевич, став директором школы №2, увлекал школьников краеведением. С 1960 года вместе с ними стал изучать историю Вырицы. Один класс занимался поисками на территории, где предполагалось существование лагеря, другой класс разыскивал тех, кто мог знать о нём.

В 1964 году детские останки, обнаруженные школьниками-поисковиками на бывшем кладбище за оградой лагеря, перенесли и захоронили между Сиверским шоссе и поселковым кладбищем. Над могилой поставили скромный металлический обелиск, какие ставили после войны погибшим воинам.

Памятник в Вырице фото 1985 года

Вырицкие школьники, под руководством Бориса Васильевича, решили поставить погибшим детям памятник. Средства на этот памятник собирала вся школа. Государственных средств на этот памятник не выделялось ни копейки!  Чтобы заработать необходимые для этого деньги, они трудились на уборке урожая в совхозе, на мебельном комбинате, собрали 17 вагонов металлолома. Так накопили 40 000 рублей и заказали памятник, который был установлен в 1985 году. Надпись на нём гласит: «Детям Ленинградской земли, погибшим от рук немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны в 1941-1945 г».

20 июня 1985 года по решению исполкома Вырицкого поселкового Совета состоялось перезахоронение детских останков уже на то место, где установлен памятник. Стелу хорошо видно справа от Сиверского шоссе при въезде в Вырицу, перед мостом через реку Оредеж. Стела эта — как вечный знак над могилой Неизвестного солдата. Ведь неизвестно, кто из погибших детей лагеря лежит здесь. Хочется привести выдержку из книги С.И. Дмитриевой: «Стелу в Вырице надо воспринимать, как память о детях — узниках всех лагерей минувшей войны, и как памятник благородным добрым людям, которые отдали годы своей жизни заботе о погибших».

Последние годы

— Последние несколько лет работы директором были для отца, по его словам, не очень легкими. Женский коллектив наложил на это свое негативное влияние. Отец попросту устал и в августе 1975 года написал заявление о выходе на пенсию.

Без работы отец оставался не долго. Окончил соответствующие курсы и стал работать кочегаром в детском санатории «Салют». Работа ему нравилась. Помню, как он с оттенком гордости говорил: «Я теперь его величество рабочий класс!» Котлы автоматические, нужно было только следить за их работой, так что на работе отец много читал. В основном, историческую литературу о войне. В свободное время мастерил что-то по дому, часто бывал в школах, участвовал в деятельности ветеранских организаций. Я до сих пор поражаюсь его жизнерадостности, любови и стремлению к труду, силе и здоровью, несмотря на возраст и пережитые невзгоды и лишения!

Уже в начале девяностых, когда ему было уже за восемьдесят, он несколько месяцев прожил в Козельске, где доделывал дом моего младшего брата Сергея. Строители там здорово напортачили. Я тогда несколько раз приезжал туда из Москвы повидать его и немного помочь. Помню, подхожу к дому, а дом был высокий, с крутой высокой крышей, а отец на лестнице стоит, прибивает доски под самым коньком! Я это и сейчас себе даже вообразить не могу, не то, что сделать! А он сверху увидел меня, кричит: «Здравствуй Саша! Подожди сейчас заколочу пару гвоздей и слезу».

Увы, возраст брал своё. Последний раз я с папой работал летом 2003 года. Я приехал в отпуск. Дома дрова куплены, но не распилены и не расколоты. Я электропилой пилил их, а папа мне «помогал», приходил с палочкой из дома и старался одной рукой держать полено. Смотрел, как я управляюсь с пилой. Вспоминаю, и слезы наворачиваются. Казалось, совсем недавно мы с ним на пару строгали ручным двуручным рубанком доски для пола. И вот, рядом со мной — немощный старец.

В марте 2004 года папы не стало. Его отпели в церкви Казанской иконы Божьей матери, совсем рядом от второй школы, где он работал. Похоронен папа рядом со своей матерью на Вырицком кладбище. Совсем недалеко от его могилы стоит памятник детям-узникам и жертвам фашистских лагерей…

Вместо послесловия

Записав эти воспоминания Александра Борисовича, сына Бориса Васильевича Тетюева, я подумала, а помнят ли что-либо об этой семье его земляки из Ерги — ныне села Воскресенского? Надежды было мало, однако я решилась воспользоваться знакомством с Нелли Николаевной Успенской, председателем общественной организации «Дети войны» города Череповец.

Меня уже несколько лет связывает дружба с этой замечательной женщиной. Я неоднократно обращалась к ней с просьбами, касающимися нашей музейной и Клубной работы, и ни разу не получила от неё отказа. Она помогла нам во многих вопросах, так как поиск того или иного материала несколько раз приводила нас в город Череповец.

В этот раз Нелли Николаевна, по нашей просьбе, сразу же отправила в газету «Сельская новь» статью «Отзовитесь, кто помнит!» 24 декабря 2020 года газета вышла. И случилось чудо! Разные люди из разных мест Вологодской области с теплотой вспоминали о семье Тетюевых и лично о Борисе Васильевиче.  Я познакомилась с этими людьми и записала их воспоминания.

Балаева Марина Дмитриевна (гор. Череповец)

— За домом в деревне есть небольшая гора, но вид с неё чудесный и очень хорошо видна Красная поляна.  Она притягивает взоры, даёт энергию и отдых душе и телу…  Частенько я прогуливалась туда. Рядом — школьный стадион, красиво!

На пасеке работала чудесная женщина — Надежда Максимовна Тетюева, а моя мама помогала ей в работе и подкармливалась в военное время. Каждое лето она приезжала на несколько дней на родину и останавливалась у нас. Это была красивая пожилая женщина с приятной улыбкой, красиво ухоженными седыми волосами, спокойная, доброжелательная. От неё исходило тепло и любовь, даже не чувствовалось, что у нас в доме гости, так было с ней уютно! Мама была всегда рада этой встрече, наверное, потому, что от Надежду Максимовны к маме исходила материнская любовь. Уже значительно позже я узнала, что на улице Совхозной был раньше у неё дом, сейчас в этом доме проживают дачники.

Когда не стало Надежды Максимовны, к нам в гости каждое лето приезжал её сын, Борис Васильевич. Прекраснейший человек! Такой же открытый и дружелюбный, интеллигентный, интересный и улыбчивый, как мать. Он раньше работал в нашей школе учителем географии. Он так интересно и с такой любовью преподносил ученикам материал, что они словно путешествие вместе совершали. Так вспоминала о нём моя мама Уролова (Круглова) Нина Михайловна, поэтому она сама стала учителем химии в этой школе. А старшая её дочь получила образование преподавателя географии.

Затем Борис Васильевич ездил с сыновьями и для них всех посещение Красной поляны было обязательным! Позже учитель биологии нашей школы   Полстайнен Владимир Петрович и учитель музыки Овейников Геннадий Павлович написали песню о деревне Ерга.

Сивкова (Миловидова) Лилия Семёновна (село Яганово Череповецкого района)

— Семья Тетюевых переехала из ближней деревни Красное в село Ерга, когда пришёл домой с фронта Борис Васильевич. Дом перевезли и построили на краю улицы по дороге на Ивановское по правую сторону. Усадьба была в очень хорошем состоянии, а также и дом. В огороде находилось много домиков с пчёлами. Занималась этим хозяйством мать Бориса Васильевича Надежда Максимовна. Елизавета Ивановна — жена Бориса Васильевича — тоже была учительница, учила детей в начальных классах. Мои младшие сестрёнки учились у неё. Наша семья Миловидовых была в далёком родстве с Тетюевыми. Наш отец Семён Петрович часто обменивались с Надеждой Максимовной по вопросам ухода за пчёлами. Борис Васильевич был учителем географии. Мне пришлось учиться у него в 5 и 6 классе в 1952-1953 годах. Ученики очень любили его, уважали.

Во время войны у Бориса Васильевича была повреждена рука. Он ходил в чёрной кожаной перчатке до запястья. Мы видели его в зимнее время в кожаных хромовых сапогах с галошами. В те годы носили обычно валенки. В сырое время года заходил в класс, снимал галоши и проходил к столу. Была у него указка очень длинная (по нашим детским меркам), самодельная, с сильно заостренным концом. Семья Тетюевых была воспитанная, интеллигентная.

Меня, как старшую из детей, иногда приглашали к Тетюевым. В доме просторно, одна небольшая комната была для подготовки к занятиям Бориса Васильевича и Елизаветы Ивановны. Мы однажды с мамой приехали к ним на лошади, нас посадили за стол, накормили, к чаю всегда был мёд. Нам дали большой мешок с разным бельем. Мне всю дорогу хотелось посмотреть. Тогда мы жили бедно, семья — 8 человек.  В колхозе получали только пустые трудодни. Какая была радость, когда мама разобрала одежду. Всё пригодилось!

В 1953 году Борис Васильевич нас уже не учил. У него появились разногласия с бывшим директором нашей школы Беловым Арсением Викторовичем. Он был учителем ещё царского времени. Когда мы повзрослели, наш отец скупо сказал нам, что семью Тетюевых хотели перевести в дальнюю северную деревню Вологодской области учителями в школу. Они не могли переезжать и в 1953 году уехали в Ленинград. Наша семья часто вспоминала о хорошем человеке Борисе Васильевиче — умном, красивом и любящим свою профессию!

Ветеран Великой Отечественной войны, отдавший в послевоенные годы всю свою любовь и энергию воспитанию Вырицких детей, изучению военной истории Вырицы, раскрывший тайны детского концлагеря в Вырице, организовавший строительство памятника-стелы детям-узникам этого концлагеря достоин того, чтобы о нём знали и помнили!

Светлана КОРЕШКОВА,

председатель Совета Вырицкого отделения Исторического клуба при губернаторе Ленинградской области, директор народного музея «41-й стрелковый»

На фотографиях Ю.А. Прокошева открытие памятника малолетним узникам в Вырице, июнь 1985 года