Коварство и любовь

Старая  сказка на новый лад

В некотором царстве, в некотором государстве, за непролазной Кольцевой автодорогой жила-была девочка. Да не просто девочка, а принцесса. Звали её Варвара-краса — разумом коса. Правда, старик-отец — царь местного муниципального образования — именовал Варвару проще — Варюха-горюха. И было отчего.

Варюха уродилась ну очень маленькой принцессой. Просто-таки от горшка два вершка! Не принцесса, а чёрт знает что и сбоку «бентлик». А еще губки бантиком, бровки домиком, нос крючком и уши торчком. Вернется, бывало, царь-отец с заседания районной боярской думы, зайдет в трехэтажные апартаменты, да как гаркнет:

— И где это моя Варюха-горюха прячется?

А принцесса крючок свой из-за компьютера высунет и отвечает:

— Тута я! Чего тебе надобно, старче?

Так они и жили. Царь боярам-депутатам бороды стриг да мёд пил, а принцесса единственному другу — разноцветному попугаю Мило — хвост ощипывала. И вот однажды исполнилось Варюхе то ли пятнадцать лет, то ли тридцать пять. Призвал её отец и говорит:

— Стар я стал, доченька. Видать, скоро в ящик сыграю. Так что даю тебе царское свое повеление — жениться тебе надо! И пущай жених твой в администрации районной место мое займёт.

— Так я не против, тятенька, — ответила принцесса, — только кто за меня пойдет-то? Я же страшней атомной войны! Да и приданого кот наплакал — нефть да газ за смешную цену. Мышь — и та в холодильнике повесилась.

И рассказал ей отец такую вот историю. Когда Варюха была совсем ещё маленькой, она жутко вредничала. Чуть что не так, орать начинала. Холодное молоко в бутылочке — орёт. Горячее молоко — опять орёт. Мокрый памперс — орёт. Сухой — опять не нравится. И достала она соседей по подъезду — спасу нет. Поэтому  злая колдунья из соседнего парадного, которая в жилконторе работала, и заколдовала Варюху. По просьбам трудящихся, так сказать. Наслала на нее и малый рост, и нос крючком, и уши торчком. А расколдовать принцессу мог только едино медвед-оглоед, нелегитимно проживающий в дремучей чаще. Точнее, не сам медвед, а поцеловать его надо было. Аккурат в новогоднюю ночь. Тогда и заклятье снимется, и станет она писаной красавицей.

— Так что идти тебе, доченька, надобно в сторону дальнюю, путь неблизкий, — закончил свое повествование царь.

Погоревала, конечно, Варюха, да делать нечего. Отца ослушаться она не могла, да и без принца как-то неуютно становилось. Какой-никакой, а мущщинка. Да и в хозяйстве мог бы пригодиться. Вот собрала принцесса рюкзачок заплечный, сложила в сумочку помаду-дезодорант-мобильник, натянула тулупчик заячий и отправилась на поиски не целованного оглоеда.

Долго ли, коротко ли шла Варюха-горюха лесами тёмными да болотами топкими — то нам не ведомо. Но бесспорно одно: в наших государственных дебрях без навигатора не разберешься. Да и с навигатором не легче. Разве ж добры молодцы из Дорстроя, туды их в качель, товар дают? Не дороги, а полоса препятствий какая-то! Так и шла Варюха тропами запутанными, заповедными да на окружающую действительность дивилась.

А вокруг была зимняя красота! Рессупонилось красно солнышко да расталдыкнуло свои лучики по белу светушку. Снег искрился и хрумкал под валенками «Гуччи». Елки своими палками упирались в самый небосвод. Птички-синички на разные голоса выводили звонкие рулады. Ничего подобного в царском дворце Варюха не видывала.

Присела как-то принцесса на пенёк, достала гамбургер да позавтракать совсем уж собралась. Глядит, а перед ней кот сидит. Большой такой, седого расцвета. И улыбается завлекательно! Варвара сразу догадалась, кто это:

— Здравствуй, кот Баюн! А где же твой дуб и златая цепь?

Кот почесал себя за ухом и молвил человеческим голосом:

— Дуб на тёщу записан, а цепь в офшорном лесу схоронена. Да и не Баюн я, а Мирон. Из местных буду, думской породы. А ты кто и пошто в одиночку по зимнему лесу шастаешь?

Варюха и рассказала свою историю.

— Да уж, тяжелый случай, — резюмировал Мирон. — Но ты, принцесса, духом не падай. Коль возьмешь меня с собой, я покажу тебе дорогу до берлоги медведа-оглоеда.

И пошли они дальше вместе. Точнее, Варюха-горюха пошла по лесной тропинке, а кот Мирон — сидя на плече у Варюхи. День идут, другой, биг-маки кушают и колой пепсовой запивают. Варюха Мирона манерам куртуазным обучает, а тот хвостом направление движения указывает да байки про свою непримиримую оппозиционность лесной власти травит. Белки их орешками угощают, ежики яблоки приносят, а лиса Патрикеевна даже куру-гриль где-то стащила и путникам притаранила.

— А что за чудище этот медвед-оглоед? — поинтересовалась Варюха у Мирона. — И откуда ты дорогу к нему знаешь?

— Да я не то чтобы знаю, — уклончиво замурлыкал кот, умываясь лапой. — Просто мне местный Леший, что бомжует на Болотной, сказывал. Дескать, в самом лесу дремучем возле навозной кучи стоит пещера над кручей. В той пещере и живет твой медвед. Бобылем живет — ни жены, ни детей. На что живет и чем питается — неведомо. А прозвали его так, потому что и не видал его никто! Так, слухами земля полнится. Поехал как-то Вакула-кузнец — альфа-самец, воевать это чудище лесное, да сам и сгинул бесследно. Так-то вот, принцесса…

— А шибко страшный ли оглоед этот? — волнуется Варюха. — Мне же его того-этого… поцеловать надобно…

— Да уж не страшней тебя всяко, — успокоил её Мирон.

Ведя такие вот интеллектуальные беседы, путники под вечер уперлись в развилку: одна дорожка превращалась в три. А на перекрестье баба каменная стоит и написано на ней что-то. Варюха подошла ближе:

— Налево пойдешь — ничего не найдешь. Направо пойдешь — в бутик попадешь. Прямо пойдешь — геморрой наживешь! И куда ж нам теперь идти, а?

Кот был обеими лапами за то, чтобы двигаться налево. Принцессу очень заинтересовала правая дорожка. Разгорелся было жаркий спор по этому вопросу, но, чтобы окончательно не выцарапать друг другу зенки, путешественники согласились на компромиссный вариант — средний. Правда, ни одна, ни другой не знали, кто такой этот геморрой. Тем не менее, пошли прямо.

Смеркалось.  Пора было устраиваться на ночлег. Расположилась парочка под большим дубом. Принцесса утоптала снег, натаскала хворосту, чиркнула зажигалкой Zippo и развела костер.  Но не успела Варюха устроиться поудобнее, как послышался жуткий шум! Хрустели сминаемые деревья, ухали совы и противным голосом кряхтел кто-то невидимый. Принцесса вскочила, выхватила из костра палку и крикнула в темноту:

— Стой, кто идёт? Стрелять буду!

Мирон также принял боевую стойку — выгнул спину и зашипел оппозиционным голосом.

Тут шум в чаще сник, и послышалось вкрадчивое бормотание:

— Не бойша наш, фефочка, мы шами тебя боимша. Мошно у коштра погретша?

— Ну, коль вы не лихие люди, милости прошу к нашему шалашу, — пригласила Варюха незнакомцев.

Из лесу вышли двое. Один — маленький, кривоногий, жутко взъерошенный и без галстука.  Второй был повыше ростом, лысоват и отсвечивал красным знаменем. У взъерошенного под глазом набух здоровенный синяк и не хватало половины зубов. А длинный все время вздыхал и пускал носом жидкий дым. Кривоногий назвался Жириком-разбойником, а своего приятеля представил как Змея-Зюганыча.

— Ха! — не поверила Варюха. – У Змея-то должно быть три головы, а Жирик должен сидеть на дубу и людей пугать! А вы мало того, что по лесу шляетесь, так еще у твоего приятеля одна голова! Врешь, поди, мизерабль?

— Не вру, принчешша, — прошепелявил  беззубый. — Так вшё и было. Когда-то. От швишта моего деревья гнулищ, кони пугалищ и электорат жамирал на меште! А у Змеюшки было три головушки. Да только повадилша в наших мештах проезжать Вакула-кушнец — альфа-шамец. Туда-шюда, туда-шюда — медведа-оглоеда ишкал. И вшё бы ничего, да до шпорта шибко охоч был. А как накачаетша, то шпашу от него не было — то фигово швиштиш, то нишко летаешь! Вот поэтому мы и побираемша теперь доброхотными подаяниями, ибо прежнее ремешло уже не кормит.

— А сейчас где этот кузнец? — спросила заинтригованная принцесса. — И далеко ли ещё до логова медведа?

Змей-Зюганыч выпустил струйку жидкого дыма:

— Дык логово, ваше высочество, в самой чаще лесной, мы туда не ходим. А Вакулу уже неделю не видно. Наверно, нашел-таки медведа, окаянный. Туда ему и дорога!

Погрелись у костра инвалиды разбойного промысла да дальше отправились. А Варюха сунула кота под голову, прикрылась тулупчиком и заснула…

До заветной чащи сладкая парочка добралась накануне новогодней ночи. Когда солнышко перевалило за полдень, лес начал густеть, темнеть и мертветь. Тропинка петляла и становилась все менее заметной, пока совсем не пропала. Уж не пели птички, белки не прыгали с ветки на ветку. Да и веток, как таковых, на деревьях уже не было. Так, сучья одни голые. И тишина!

— Ох, не нравится мне здесь, — прошипел Мирон. — Даю хвост на импичмент, что этот самый геморрой водится именно тут! Вот бы еще знать, как он выглядит…

— Так и медведа-оглоеда никто в глаза не видывал, — кивнула головой Варюха. — А вдруг медвед и геморрой — это одно и тоже?

— Ага, — протянул кот, — два в одном флаконе. Как Проктор энд Гембл. Как Немирович и Данченко. Как Болек и…

Варюха наступила на сухую ветку, и раздавшийся в тишине треск прозвучал, как пушечный выстрел. Парочка похолодела, а у кота шерсть встала дыбом. Откуда-то издалека послышался протяжный рык.

— Опаньки, — вполголоса проговорил Мирон, — вот мы, кажется, и нашли наш флакон. Что делать будем?

После бурного, но тихого обсуждения было принято решение отправить к логову медведа разведчика. Разведчиком Варюха назначила Мирона: его седой окрас играл роль маскхалата. Кот по традиции проголосовал против такого решения, но решающее слово осталось за Варюхой. Подняв хвост в знак протеста, Мирон подчинился и растворился в наступившей темноте.

Началось томительное ожидание. Новогодняя полночь неумолимо приближалась. Мертвую тишину вдруг прорезал кошачий визг — и оборвался на самой высокой ноте. Принцесса вздохнула: случившееся пояснений не требовало. Пришел её черед. И медведа воевать, и Мирона выручать.

Осторожно кралась Варюха в чаще тёмной, буреломной, под ноги внимательно глядела. И вспоминала, как кот ей сказки про светлое будущее рассказывал:

— Вот оглоеда проклятущего поцелуешь, домой вернемся и корову купим! Молоко будет, сметана всякая. А то мой дядя Матроскин-Железняк на гуталиновой фабрике работает, так гуталин все шлёт и шлёт, шлёт и шлёт! Можно подумать, что я — кот в сапогах…

Крадучись, Варюха обошла яму глубокую, посреди тропки вырытую. Заглянула вниз, нет ли Мирона. Но из ямы только чёрный ворон вылетел и раскаркался на весь лес, предатель. А коренья противные за ноги цепляются, сучки вредные так и норовят глаза выколоть, а паутина с дохлыми мухами все время на лицо клеится. Страшно, аж жуть!

Издалека потянуло дымком. На него принцесса и пошла. По пути сук, с бейсбольной битой схожий, подобрала — мало ли что. Вскоре из-за деревьев донеслось утробное рычание, и послышался чьё-то неразборчивое бормотание.

Варюха поудобнее приспособила сук в руке и бросилась на выручку кота. Ветер развивал волосы принцессы, глаза горели, в зобу дыханье сперло. Ветки дубов-колдунов щелкали ее по лбу, но принцесса этого не замечала.

Спустя мгновение Варюха выскочила на поляну перед большой пещерой. На поляне горел костер, над которым что-то жарилось. А в стороне от костра, спиной к ней, на пне восседало чудище лесное, невиданное! Уши торчком, хвост крючком, а сам весь бурой шерстью поросший!

— Не жарь котейко, гад! — прокричала Варюха и со всей силы шарахнула медведа по макушке. Тот так и свалился без чувств. Только тогда принцесса заметила Мирона, сидевшего напротив оглушенного чудища. За доской в черно-белую клетку. Кот ехидно разглядывал воительницу.

— А ты ему реальный шах объявила, поздравляю! — съязвил Мирон. — И с кем мне теперь, позвольте спросить, партию доигрывать? Я его уже почти в дамки загнал!

— Неужели он тебя не съел? — изумилась запыхавшаяся принцесса. — Он же чудище!

— Не знаю, как чудище, а в шашках я бью его, как ребенка!  Кстати, давай, принцесса, целуй оглоеда быстрее! Пока не очухался.

Варюха посмотрела на поверженного врага. Тот выглядел и впрямь неказисто. Нос поросячий, глазки телячьи, зубки волчачьи. Но делать нечего. Задержала принцесса дыханье, глазки прикрыла да как чмокнет чудище, аж у самой дух перехватило!

— Уф! — фыркнул кот.

— Что? – воскликнула Варюха, не открывая глаз.

— Сама посмотри! — хихикнул Мирон.

Открыла принцесса глаза, а перед ней красавец писаный лежит! И за голову держится.

— Это ты меня, прелестница, по буйной головушке приложила? — спрашивает.

— Так уж и прелестница, — вспыхнула Варюха, — скажите тоже, сударь.

— А ты в зеркало-то глянь, — посоветовал кот.

Глянула принцесса в зеркальце и чуть чувств не лишилась: уж такая красавица в нём отразилась! Черноброва, белозуба, высока, стройна. Анжелина Джоли отдыхает. Тут далёкие куранты и новогоднюю полночь пробили.

Одним словом, медвед оказался заколдованным Вованом-царевичем из соседнего района. Злая колдунья Кэгэбэга превратила его в Вакулу-кузнеца — альфа-самца и пригрозила, что расколдует его лишь поцелуй принцессы. Но для этого царевичу надо истребить медведа-оглоеда. Медведа-то Вован нашел и истребил, да только сам в него и превратился! А какая принцесса поцелует этакого урода? Вот и остался он в чаще лесной, от людей добрых подале. Тут-то наша Варюха его и огрела дрыном по жбану ко всеобщему удовлетворению.

Тут бы и сказке конец. Мол, Вован-царевич и принцесса Варвара сыграли свадьбу и стали жить долго, счастливо и регулярно. Да только колдовство Кэгэбэги посильнее варюхиного поцелуя оказалось. Так что Вован-царевич добрым, белым да пушистым лишь с полуночи до рассвета бывает. А всё остальное время районным королевством правит исключительно Вакула-самец — альфа-кузнец. Этакая принцесса Фиона наоборот. Поэтому Варюха даже о разводе задумывается. Ибо против шизофрении и коварства бессильны и положение, и акции Газпрома, и даже волшебство новогоднего поцелуя любви.

Николай МОНАСТЫРНЫЙ